Несколько дней в осенней тундре [СИ]
Шрифт:
Потом загремел стул, и Людмила тихо ойкнула.
— Ты чего?
— Ничего, — сдавленным голосом ответила она, — где спички, я хочу лампу зажечь.
Я достала из прикроватной тумбочки три свечи и чиркнула зажигалкой:
— Так пойдет?
— Вполне… Очень интимно, ты не находишь? — последовал ответ.
Я легла на живот. Людмила провела рукой по икрам и подергала меня за волоски:
— У тебя лохматые ноги, только сейчас заметила.
— Хорош издеваться, тут кто-то массаж спины, между прочим, обещал, — пробурчала
— Да-да, я тоже что-то такое слышала.
Ее рука уже скользила по внутренней стороне бедер.
— Людмила! — строгим голосом сказала я.
— Слушаю и повинуюсь.
Людмила накрыла меня до пояса одеялом, села сверху. Массаж она делала профессионально.
— Где ты так научилась?
— Меня массажистка научила. Когда маму разбил инсульт, ей нужен был массаж. Сначала приходила медсестра, я смотрела, как она делает, потом стала делать сама.
— И как сейчас мама?
— Мама умерла семь месяцев назад. А твои родители живы?
— Живы. Но я с ними не живу… Извини, я не знала…
— Ну откуда тебе это было знать. Так ты замужем?
— Была, — коротко ответила я и тут же перевела разговор на другую тему, — А что с твоим отцом? Тоже умер?
— Не знаю. Они в разводе были. Давно уже. Он пил по-черному. Ну как, отпускает?
— Отпускает…
Меня действительно отпускало и снаружи, и изнутри. Я лежала, безвольно покачиваясь под ее руками, глядя на огонь свечи и наслаждалась теплом и покоем, что разливались по всему телу. Разговор прервался, я начала задремывать. Постепенно характер ее движений изменился. Они стали тихими и вкрадчивыми. От простого, вроде бы, поглаживающего движения ладоней у меня мороз по шкуре прошел.
— Людмила!
— Да-да-да, помню-помню! — пропела она в ответ, поднялась на колени и, спустив одеяло, принялась массировать поясницу. С поясницы руки перешли на ягодицы. Что это было за ощущение! Я почувствовала наслаждение ничуть не меньшее, чем тогда, когда сама месила ее упругую попку. Но страх твердил свое — нет!
— Слушай, на задницу я не жаловалась!
Людмила продолжала мять мои половинки. Внезапно до меня дошло, что она их целует.
— Ну! Ты! — я выгнулась от неожиданности дугой.
Но Людмила, с силой, быстро вдавила меня обратно в постель.
— Расслабься, просто расслабься и позволь себе получить наслаждение, — раздался ее голос над ухом, — Раздвинь ноги. Ничего плохого я тебе не сделаю.
Ее дыхание щекотало ухо. От упругих сосков, едва касающихся спины бегали мурашки
по коже. Я лежала вытянувшись в струну.
— Ну что, ты сильная, да? Типа не баба, а конь с яйцами, привыкла все под контролем держать, да?
Она с силой всунула ладонь мне между ног. Внутри все кричало и корчилось — нет, все это ни к чему, я не смогу притвориться, я не хочу притворяться, все эти уроки я уже прошла однажды! Но эта ладонь, эти пальцы, которые проверили все отверстия, что нашли и протискивались
— Нет-нет, не надо, только раздвинь ноги.
Уткнув лоб в сложенные, как у примерной ученицы ладони, я развела ноги. Да пропади оно все пропадом, — прозвучало в голове — куда кривая выведет. Ее спокойные руки словно загипнотизировали меня, и я решила насладиться, хотя бы тем, чем мне дано будет насладиться — ее прикосновением.
— Спасибо, — прошептала она.
Людмила медленно стянула с моих волос резинку и, запустив пальцы в волосы, осторожно массировала затылок. Потом убрала рассыпавшиеся волосы со спины и
принялась легонько целовать меня в спину вдоль позвоночника. Одеяла на мне не было, и я чувствовала жар и влагу ее тела на своих ягодицах. Дыхание сбивалось от каждого прикосновения, от неизвестности следующего движения. Беспомощность позы сбивала с толку, я не знала что сказать, как отреагировать. Несколько раз порывалась повернуться, мне хотелось увидеть ее, как-то объясниться, но она каждый раз ловила мои движения и пресекала эти попытки на корню.
Все кончилось быстро, толком не успев начаться. Едва она вложила в меня пальцы и
едва пошевелила ими там, у меня в животе словно граната взорвалась, по всему
телу прокатила волна нестерпимого жара, и меня передернуло в длинной судороге
оргазма. Первый раз в жизни.
Людмила растерянно отпрянула. А я, пережив второй взрыв, когда она выходила из меня, повернулась на бок и попыталась поймать ее руку.
— Извини, я не хотела, — бормотала она расстроено, — я все испортила, я не думала, не ожидала…
Вялая, не в силах подняться, я тянула ее за руку, заставляя лечь рядом. Я не могла говорить, я просто целовала ее лицо, которое быстро стало почему-то солоноватым.
— Ты пла-а-ачешь? — изумленно протянула она.
Мне не хотелось никаких объяснений, я запустила руки в ее волосы и запечатала ее губы поцелуем.
Мы лежали, обнявшись, глядя на танцующие язычки пламени свечей. Я прислушивалась к своему телу — и вспомнила волка из мультика “Жил-был пес”, с его сытым — Щас точно спою. Господи, одни глупости в голове.
— О чем задумалась? — поинтересовалась я у Людмилы.
— Так, ни о чем…-
Без цели и без расчета, порывом увлечена,
Не знает стрела со взлета, куда вонзится она.
В мерцающем ореоле, не ведают две свечи,
Которой истаять вскоре, которой гореть в ночи…
— Странно, а я заметила, эти свечи совсем не оплывают и долго горят, — добавила она помолчав.
— Это охотничьи свечи, на двадцать часов горения.
— Ты вот так вот и живешь? Охотничьи спички, охотничьи свечи, ножи, блесны, патроны, ружье, вагончик. Ты так вот всю жизнь живешь в этом вагончике?
— Ну почему же, мы вахтами работаем — месяц здесь, месяц дома.