Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Шрифт:
Объяснив, что будет готов к доверительной беседе лишь после ужина, ибо его сестра не посвящена в происходящее, полковник провел нас на второй этаж в отведенные нам комнаты; я как раз заканчивал переодеваться, когда послышался стук в дверь и вошел Джон Сайленс.
Доктор всегда отличался серьезностью и даже в комические моменты давал понять, что не упускает из виду и трагической стороны жизни, но в этот раз, едва взглянув на него, я сразу же почувствовал, что он никогда не был настроен более серьезно. В выражении его лица сквозила неподдельная тревога. Я перестал возиться со своим черным галстуком и устремил на доктора пристальный
— Дело действительно нешуточное и, похоже, чревато еще более опасными последствиями, чем я думал. — Джон Сайленс говорил тихо и взвешенно. — Сдержанность полковника Рэгги не позволила провести достаточно полный психометрический анализ его письма. Я зашел, чтобы предупредить вас: соблюдайте крайнюю осторожность.
По моей спине пробежали мурашки.
— Уж не думаете ли вы, что этот дом заколдован?
Но доктор только мрачно улыбнулся.
— Если и заколдован, то его можно назвать заколдованным Домом Жизни. — В глазах Джона Сайленса появилось выражение, которое я уже видел однажды, когда он, напрягая все свои силы, боролся за избавление человеческой души от обуревавших ее мук. Чувствовалось, что доктор глубоко взволнован.
— И кто виноват в происходящем — полковник Рэгги или его сестра? — спросил я торопливо, ибо уже звучал гонг, зовущий к ужину.
— Впрямую — никто из них, — сказал он, стоя в дверях. — Здесь действуют очень старые, даже древние силы, принадлежащие к временам, которые до сих пор еще окутаны туманом.
Доктор быстро подошел ко мне, приложив палец к губам, преисполненный какой-то особой значительностью.
— Вы еще не чувствуете… ничего странного? — спросил он шепотом. — Ничего трудноопределимого? Скажите мне, Хаббард, ибо для меня очень важны ваши впечатления. Они могут оказаться полезными.
Я покачал головой, избегая его сурово вопрошающего взгляда. Под таким взглядом уклониться от ответа было невозможно.
— Пока еще ничего, — ответил я искренне, жалея, что не уловил чего-нибудь в самом деле примечательного. — Разве что эта странная жара…
Джон Сайленс даже подпрыгнул, приблизившись ко мне.
— Вот-вот, снова жара! — воскликнул он, словно радуясь, что я подтвердил его наблюдения. — И как бы вы описали ее?
Доктор, уже собираясь выходить, взялся за дверную ручку.
— Эта жара не похожа на обычное физическое тепло, — я мучительно пытался подобрать как можно более точное определение.
— А на тепло духовное, — перебил он, — на излучение мыслей и желаний, на лихорадочный жар души?
Я признался, что он совершенно точно описал мои ощущения.
— Хорошо, — заключил Джон Сайленс с непередаваемым жестом, в котором предупреждение быть начеку сочеталось с похвалой по поводу моей интуиции, и вышел.
Я поспешил за ним и нашел его и полковника Рэгги ожидающими меня перед камином.
— Должен предупредить вас, — сказал наш хозяин, когда я вошел, — что моя сестра, вы встретитесь с ней за ужином, не знает об истинной цели вашего приезда. Я дал ей понять, что у нас общие интересы — фольклор — и мое желание встретиться с вами объясняется вашими научными изысканиями. Ее привезут на ужин в кресле-каталке, вы понимаете. И она будет очень рада видеть вас обоих. У нас редко бывают гости.
Войдя в столовую, мы и в самом деле застали мисс Рэгги в кресле-каталке за столом. На редкость живая, очаровательная старая дама с веселым выражением лица и живыми
Полковник Рэгги и доктор Сайленс в основном молчали; разговор шел между старой дамой и мной, она много рассказывала об истории усадьбы, и, к своему стыду, должен признаться, что я слушал ее вполуха.
— Когда здесь останавливался Кромвель, — трещала мисс Рэгги, — он занимал как раз те комнаты наверху, которые теперь стали моими апартаментами. Но, по мнению брата, желательно, чтобы я спала на первом этаже. На случай пожара.
Эта фраза запечатлелась в моей памяти лишь потому, что полковник вдруг резко перебил сестру и перевел разговор на другую тему. Его, видимо, встревожило случайное упоминание о пожаре, и дальнейшую беседу он уже направлял сам.
С трудом верилось, что эта веселая, оживленная старая дама, проявляющая такой горячий интерес ко всем жизненным делам, — калека с парализованными ногами, что долгие годы ее существование неразрывно связано с диваном, кроватью или креслом-каталкой; вот и сейчас она непринужденно болтает за обеденным столом, сидя рядом со мной в своей неизменной каталке. Но за разговором ее болезнь как-то ушла на второй план и напомнила о себе лишь после десерта, когда, позвонив в колокольчик, мисс Рэгги остроумно сообщила, что покидает нас, «как время, известное беззвучной поступью своей», и дворецкий укатил ее в апартаменты в дальнем конце дома.
Все остальные, естественно, незамедлительно последовали ее примеру, спешно завершив трапезу, ибо мы с доктором Сайленсом так же сгорали от желания узнать, зачем нас призвали в этот дом, как наш хозяин торопился поделиться с нами своими проблемами. Он провел нас по длинному, выложенному каменными плитами коридору в самый конец дома, где находилась небольшая комната с двойными дверями и с прочными ставнями на окнах. Вдоль всех стен тянулись книжные полки, а большое бюро в эркере было завалено раскрытыми и закрытыми, с закладками и без, книгами вперемешку с неаккуратными стопками бумаг разного размера.
— Это мой кабинет и рабочая комната, — объяснил полковник Рэгги с восхитительно простодушной гордостью, словно был прославленным ученым. Он расставил кресла около камина. — Здесь, — многозначительно добавил наш хозяин, — мы будем в полном уединении и сможем поговорить абсолютно откровенно.
За ужином доктор вел себя вполне естественно и непринужденно, но я слишком хорошо его знал, чтобы не почувствовать, что подсознательно он был предельно напряжен и его сверхчувствительная натура улавливала новые впечатления. В сосредоточенности его лица, в многозначительном тоне полковника Рэгги и в том, что мы собрались в этой уединенной комнате, чтобы поговорить о странных, возможно, даже таинственных явлениях, было нечто такое, что сильно будоражило мое воображение и нервы. Я занял предложенное мне кресло и закурил сигару в ожидании, когда старый вояка начнет наконец свою атаку; понимая, что мы зашли уже слишком далеко, чтобы отступать, я размышлял, куда нас может привести это очередное приключение.