Неслучайная встреча (сборник)
Шрифт:
– Ты права, староваты. Внуками заниматься не смогут. Придется нам подсобить, – принял тогда муж решение, которому не суждено было сбыться. Сам он поспешил умереть гораздо раньше канадских старичков и своей внезапной кончиной даже не смог оторвать Маришку от какой-то очень важной крысы, что должна была принести приплод в ближайшие несколько суток.
– Мам, ты же понимаешь, что папе я всегда успею отдать последний долг. Какая теперь разница, в морге или на кладбище? – расстроенно плакала Маришка в трубку. – А долг перед наукой я перенести не могу. Это ведь дело всей
Галина Николаевна решение дочери не осуждала. Дело всей жизни определенно должно быть гораздо важнее смерти. Оно и было важнее всего на свете. Времени для визита в Москву Марина не нашла до сих пор, как не нашла и времени, чтобы посвятить себя собственной беременности. Ее по-прежнему интересовал исключительно крысиный приплод. Она носилась с докладами о своих особях по всей Америке и Европе, а Галина Николаевна даже не решилась напроситься к ней в гости. Как-то не хотелось вместо дочери лицезреть зятя и его старичков, пусть и очаровательных людей, но все же чужих. Она, конечно, надеялась, что Маришка должна одуматься. Все-таки биологические часы тикают, и когда-нибудь она решится. А решившись, вспомнит о матери. Это сыночки пляшут под чужую дудку: то вручают дите на воспитание, то отнимают, а доченьки – они в этих вопросах все одно за мамкину юбку держатся.
– А Егорушка-то как? – спросила Милочка.
– Егорушка! – Морщинистые щеки Галины Николаевны зарумянились, к глазам подступили слезы радости. Вот уж, действительно, материнская гордость не знает предела. Она открыла тумбочку и вытащила небольшую обувную коробку, любовно ее погладила, потом осторожно приподняла крышку: – Смотри, недавно прислал.
Милочка вытянула шею, заглянула, протянула разочарованно:
– Камни? А на кой они тебе?
– Камни? – раздраженно передразнила Галина Николаевна. – Много ты понимаешь! Это же самое дорогое, что у него есть. Он же, можно сказать, от сердца свои находки отрывает, а матери посылает, чтобы она видела, какой талант у нее вырос.
– Лучше бы он сам приехал да дал на себя посмотреть, или хоть карточку прислал.
Галина Николаевна задохнулась от возмущения. Мгновенно превратилась в нахохлившуюся наседку, готовую разорвать тигра за нападение на свое потомство, но тут, на счастье Милочки, зазвонил телефон, и сердце Галины Николаевны забилось в радостном предвкушении: самый лучший день начинал себя оправдывать. Она схватила трубку, громко закричала:
– Алло!
Ожидания сбылись. С другого конца земного шара до нее донеслось:
– Грэни, хай!
– Митенька, малыш мой, здравствуй, детка, как ты? Как дела? Как учеба?
– Гуд. Вери гуд.
– Гуд… – дрожащие губы расплылись в улыбке.
– А в остальном как? Чем занимаешься?
– Теннис.
– Играешь в теннис? Это прекрасно. Замечательно. Ну, расскажи мне что-нибудь.
– Хэппи бездэй, грэни.
– Спасибо, милый, спасибо. Ты знаешь, я все вспоминаю, как мы с тобой во дворе гуляли. Ты тогда с горки падал, помнишь, а я тебя поймала. И ты тогда сказал, что самый лучший день – это не твой день рождения, а мой, потому что, если бы я не родилась, ты бы разбился. Трогательно,
– Алло, мам?
– Митя, ты? А где же Митенька?
– Да он убежал давно во двор. Я смотрю: трубка лежит и твоим голосом бормочет. Ты что-то важное говорила?
– Нет-нет, сынок. Пустое все, ерунда. Как дела твои?
– Да по-прежнему. Понимаешь ведь, тут не до праздной жизни: работаем, крутимся.
– Приехать не собираетесь?
– Мам, ну куда сейчас? Середина года, Митька учится. Может, в июле. Хотя остановиться ведь негде, придется гостиницу брать, а в Москве, сама знаешь, какие цены.
Галина Николаевна знала. Она подумала о том, что не надо было продавать квартиру, но что сделано – то сделано. Раз дети так решили, значит, это правильно.
– Но вы все-таки подумайте…
– Подумаем.
Сердце радостно застучало: «Подумают!»
– Ладно, мам, мне на работу собираться…
Галина Николаевна взглянула на стоящий на тумбочке будильник. Три часа дня. Значит, в Нью-Йорке семь утра, и они только что встали. Вот так вот. Проснулись – и сразу бабке звонить, ну, не молодцы ли?
– Конечно, сыночек, собирайся.
– С днем рождения тебя, мам!
– Спасибо, родной.
– Ну, пока. Я позвоню.
– Пока. Привет… – Она не успела выговорить имя невестки – Митя уже повесил трубку. Галина Николаевна обернулась к Милочке, сказала с гордостью: – Митя!
Милочка сдержанно кивнула.
– Приедет летом, – не удержалась от бахвальства Галина Николаевна.
И снова сдержанный кивок в ответ. Эх, не умеет Милочка радоваться за подругу. То словам Митеньки не верит, то Егорушку ругает. Это все от зависти, оттого, что у нее самой одна только Танюха непутевая вышла, а у Галины Николаевны деток трое, и все, как один, талантливы, успешны и востребованы.
– Давай обедать, – примирительно сказала Галина Николаевна.
– Ой, пирожки! – всплеснула руками Милочка и принялась вытаскивать из внушительного пакета судочки, не переставая щебетать: – Вот я, старая дура – и про пироги забыла, и про подарок. Вчера ведь пекла – думала, век помнить буду. Тесто, представляешь, три часа подходило. А потом мои как начали таскать, я еле уследила, чтобы хоть что-то осталось.
– Ишачишь на них! – Именинница почти равнодушно следила за тем, как быстро тумбочка заполняется разноцветными кастрюльками, и слушала, как Милочка с довольством и придыханием объявляет: «Мясо, капуста, творог, варенье».
– Ой! Еще вот пустышки забыла. Я же помню, ты такие любишь с корочкой.
– Куда мне сейчас с протезами корки жевать? Да и вредно все это. Мучное, сладкое – так и до диабета недалеко.
– У тебя сахар? Что, повышенный, да? – тут же забеспокоилась Милочка. – А врачи что говорят? Знаешь, с этим шутить нельзя. И, вообще, тут нужен хороший специалист. Этот… Ну, как его там – индо… андо…
– Эндокринолог.
– Точно. Если хочешь, я могу найти отличного доктора.
– Ты? – Хозяйка не смогла сдержать скептической улыбки.