Неслучайная встреча (сборник)

Райт Лариса

– Эй! – снова окликнула трубка. – Как ты? Нормально себя чувствуешь?

От стыда у Маргариты так болела душа, что слабые спазмы в голове она просто не замечала.

– Все хорошо. Спасибо, что подвез вчера.

– Вообще-то, я рассчитывал на большее. – Заботливость исчезла, осталась одна игривость, но Маргарите было не до флирта. Она вяло ответила:

– В другой раз.

– Марго, я это слышу уже третью неделю. Я, конечно, не мальчик, но и мне, знаешь ли, одного раза в месяц как-то недостаточно.

– Ну, прости, я что-нибудь придумаю.

– Бла… бла… бла…

– Правда, я обещаю. А сейчас, извини, мне надо собираться.

– Обедать придешь?

– Не знаю. Если будет время.

– У тебя его никогда нет. Не перестанешь питаться воздухом – придешь ко мне не как к мужчине, а хотя бы как к гастроэнтерологу.

– Не

сомневаюсь, что ты мне поможешь.

– Марго, я не шучу! В три в столовой.

– Хорошо, я приду.

– Целую, – Вадим сменил тон с делового на любовный, и Маргарите ничего не оставалось, как ответить в том же духе:

– И я тебя.

Домашнее утро было безнадежно испорчено. Маргарита не успела выпить кофе, костюм надела вчерашний (подбирать другой некогда, а ведь так хотелось на Алисином вечере выглядеть на все сто), вместо красивой укладки собрала волосы в обычный узел и отправилась на работу совершенно расстроенная. Она злилась на себя, на Алису и на Вадима. На Вадима – за то, что вечно звонит и постоянно обо всем напоминает, на Алису – за то, что практически никогда не звонит и ни о чем не напоминает, и на себя – за то, что обо всем забывает. Не обо всем, конечно, а о том, что не касается работы. О больничных делах она не забывала никогда, хотя о некоторых наверняка предпочла бы забыть. Как, например, об этом, ради которого сейчас шла по коридору к двери девятого королевства.

Маргарита открыла дверь лаборатории, втайне надеясь, что найдется какой-нибудь повод туда все же не заходить (кто-нибудь в последний миг окликнет, срочно вызовут к пациенту, или Женечка будет занята чем-нибудь настолько неотложным, что попросит зайти попозже). Но ничего подобного не произошло. Заведующая лабораторией спокойно разбирала бумаги на столе и, едва взглянув на Маргариту, спросила:

– Нефедов?

Дальше можно и не продолжать. Пустая формальность. При хороших результатах Женечка улыбалась, заводила разговоры о погоде, искусстве или больничных сплетнях и только при плохих новостях переходила сразу к делу, становилась суховатой, серьезной и даже слегка грубоватой, словно обвиняла врачей в том, что подсунули ей материал, выдающий людям неутешительные диагнозы. Сегодня виновницей такого расстройства оказалась Маргарита, которая, слегка наклонив голову и вздохнув, подтвердила:

– Нефедов.

– Вот. – Женечка выудила из стопки бумаг одинокий лист и, не поворачиваясь, протянула его Маргарите. – Переводить надо, – буркнула она, то ли обращаясь к начальнице, то ли просто констатируя факт.

– Надо. – Любому другому сотруднику Маргарита не стала бы отвечать на подобные замечания. Все-таки принимать решения в отделении – ее привилегия, но Женечка, в отличие от главного врача, жила с полученной новостью уже, по крайней мере, час и, судя по всему, не могла думать ни о чем другом, кроме того, что у восемнадцатилетнего теннисиста, многократного победителя международных турниров Игорька Нефедова вместо ерундового полипа, о котором он смог бы забыть через пару недель послеоперационного ухода, подтвердился совсем другой: злокачественный и метастазирующий. Плохих анализов Женечка не любила, а тех, что априори должны оказаться хорошими, просто терпеть не могла. Они являлись свидетельством вопиющей жизненной несправедливости, а Женечка не стремилась собирать доказательства ее существования. Эти доказательства жгли ей руки, и она была рада переложить груз своей ответственности на заведующую отделением. Это ведь она заказала гистологию (образование показалось ей подозрительным, хотя в направлении на операцию в графе «диагноз» ясно написано: доброкачественный полип), вот пусть теперь и думает, что делать с полученными результатами.

Механизм врачебных манипуляций очевиден: новая череда анализов, химиотерапия, длительное лечение, а потом – как повезет. Размышлять об этом у Маргариты не было никакой необходимости. Ход лечения определен, а дальше: иммунитет организма, удача и судьба, которую никакие врачи предугадать не могут. Но это все физиология, отношения с которой у Маргариты давно и хорошо отлажены. А с психологией все гораздо сложнее. В ней столько вопросов, ядовитым роем загудевших в голове и начавших требовать ответов, которых у Маргариты не имелось. Одни только вопросительные знаки, пунктирные линии и многоточия: как подобрать нужные слова, как сообщить Игорьку, как настроить на положительный исход, и самое главное – как сказать обо всем его маме?

Маргарита убрала в карман халата

бумажку с ненавистными результатами и, поймав на прощание сочувственный взгляд Женечки, вышла из лаборатории. Она думала о том, кто и почему решил, что взрослыми становятся именно в восемнадцать лет? Ей казалось это странным и нелогичным. Особенно теперь, когда большинство детей в этом возрасте едва успевает окончить школу. Конечно, есть отдельные рано взрослеющие индивиды, которых жизнь к этому моменту уже научила и решения принимать, и отвечать за себя. Но все же основная масса вчерашних выпускников походит на неоперившихся цыплят, которых государство выталкивает во взрослую жизнь, а они и радуются, и страшатся одновременно, и имеют весьма приблизительное представление о том, каким будет их завтрашний день.

Игоря Нефедова, в отличие от сверстников, никакие сомнения о грядущей судьбе не мучили. Его путь предопределен был уже, наверное, лет десять, и он вряд ли задумывался о том, что какая-нибудь напасть может встать на этом пути непреодолимым препятствием. Проблемой самоопределения этот юноша не страдал: теннис, соревнования, кубки, пьедесталы, победы. Но в остальном походил на все ту же стаю желторотых цыплят, что страшатся выпорхнуть из-под крыла курицы-наседки. Конечно, во внешности мальчика не было ничего цыплячьего. Профессиональный спортсмен, он обладал развитой мускулатурой, хорошим ростом, оформившимися мужскими чертами лица и даже басовитыми нотками в голосе. Но во всем прочем оставался сущим ребенком, за которого все и всегда решали взрослые. В конце концов, не по собственной воле взял он ракетку в руки и отправился на корт, и, кто знает, возможно, и теперь без сожаления распрощался бы с теннисом, если бы не упорство и не фанатичное желание взрослых сделать из него чемпиона. Игорь, безусловно, наделен способностями, но как, где и когда их развивать, решал не он, а его родители и тренер. Они занимались организацией его жизни, и это было удобно, привычно и спокойно. И хотя к сетке приходилось выходить в одиночестве, он всегда ощущал серьезную опору за спиной и чувствовал себя защищенным.

А теперь предстоит остаться один на один с болезнью. Да, ему будут сочувствовать. Да, его будут поддерживать. Да, его, возможно, будут помнить. Но ждать его никто не будет. Спорт не терпит поражений, он перемалывает неудачников и выбрасывает их на обочину жизни. История знает другие примеры – когда люди, получив травмы, достигали вершин в других жизненных сферах. Но это всего лишь исключения, подтверждающие правило: чудес не бывает, свернуть в правильном направлении с дороги, по которой шагал десять лет, очень тяжело, просто сбиться с пути гораздо легче. А Игорек, потерянный и одинокий, может запутаться в трех соснах и опустить руки. Этого нельзя допустить, и ответственность за это лежит на Маргарите. Именно она должна найти для него такие слова, чтобы быть уверенной в том, что болезнь поджидает сильный и серьезный противник, а не испуганный ребенок, мучимый сомнениями в завтрашнем дне. Конечно, вера и помощь окружающих много значат, но опытный врач прекрасно понимает: самый важный инструмент на пути к выздоровлению – настроение пациента, потому что, какой бы сильной и мощной ни была поддержка, итоговое значение имеет лишь его собственная сила. Вокруг могут стоять толпы родных и близких, но пациент все равно будет одинок на поле сражения с чудовищем под названием «рак», а чтобы его одолеть, надо не дать себе заблудиться и, оступившись, как можно быстрее снова встать на правильный путь. И сейчас именно Маргарите предстояло сначала сбросить мальчишку в канаву, а потом заставить его подняться и если не бежать, то хотя бы ползти, сцепив зубы, только к победному финишу. Груз ответственности был очень тяжелым. Врачу хотелось побыстрее его с себя снять, а вместе с тем – как можно дольше оставлять больного в счастливом неведении. Несовместимые желания. Она уже подходила к королевству счастливчиков, откуда Игорьку предстояло быть изгнанным, когда ее нервно окликнули:

– Маргарита Владимировна! – кричала молоденькая сестричка Наташа с другого конца коридора. – Идите скорее, там Ляля…

Заведующая, недослушав, бросилась к нужной палате. Впрочем, Наташа больше ничего и не сказала. Зачем? Ясно же, что, когда так зовут, ничего хорошего не скажут. Дела действительно были плохи. Лялечка, обычно веселая и живая, лежала мертвенно-бледная, откинувшись в подушки, и дышала так тяжело, будто ее грудь придавило железобетонной плитой.

– Кислород! – распорядилась Маргарита. – И пригласите кого-нибудь из терапии. Живо!