Несокрушимый Арчи
Шрифт:
— Послушайте, — сказал Арчи, — то есть как? Я бы воздержался от вопросов, но раз уж вы сами подняли эту тему, то скажите, как мужчина мужчине, что, собственно, вы делали, когда я приземлился на вашем позвоночнике?
— Полагаю, ты подумал, что я свихнулся?
— Ну, вынужден
Мистер Брустер бросил на картину недружелюбный взгляд.
— И было бы неудивительно после того, как мне пришлось прожить с этой адской мазней целую неделю!
Арчи в изумлении уставился на него:
— Послушайте, старина, не уверен, что я вас понял правильно, но у меня сложилось впечатление, что это милое старое произведение искусства вам не нравится.
— Не нравится! — вскричал мистер Брустер. — Да эта штука чуть с ума меня не свела! Всякий раз, когда она попадалась мне на глаза, у меня родимчик начинался. Сегодня к вечеру я почувствовал, что больше не выдержу. Огорчить Люсиль, сказав ей об этом, я не хотел, а потому решил вырезать проклятущее полотно из рамы, а Люсиль сказать, что ее украли.
— Какое совпадение! Ведь именно так поступил старина Уиллер.
— Какой старина Уиллер?
— Он художник. Мой хороший друг. Картину написала его невеста, и, когда я ее слямзил, он ей сказал, что картину украли. Ему она вроде тоже не так уж сильно нравилась.
— Видимо, у твоего друга Уиллера тонкий вкус.
Арчи поразмыслил.
— Ну, все это не по моей части, — сказал он. — Лично я всегда этой картиной восхищался. Чертовски сочная штукенция, так мне казалось. Тем не менее, если вы относитесь к ней так…
— Именно так, можешь мне поверить!
— Ну,
Уигморская Венера улыбалась Арчи с пола улыбкой, показавшейся ему жалобной, молящей. На мгновение он ощутил угрызения совести, но затем закрыл глаза, скрепил сердце, грациозно подпрыгнул и приземлился на картину обеими ногами. Раздался треск рвущегося холста, и Венера перестала улыбаться.
— У-уф! — сказал Арчи, с раскаянием глядя на погибший шедевр.
Мистер Брустер его раскаяния не разделял. Второй раз за этот вечер он потряс ему руку.
— Мальчик мой! — произнес он дрожащим голосом, глядя на Арчи так, будто увидел его новыми глазами. — Мой милый мальчик, ты ведь прошел всю войну?
— Э? Ну да. Всю милую старую войну до самого конца.
— И какой у тебя был чин?
— Второго лейтенанта.
— Тебя следовало сделать генералом! — Мистер Брустер вновь горячо пожал ему руку. — Могу только надеяться, — добавил он, — что твой сын пойдет в тебя!
Есть некоторые комплименты — или комплименты, исходящие из определенных источников, — от которых скромность шатается в полном ошеломлении. И вот так зашаталась скромность Арчи.
Он судорожно сглотнул. Ему никогда не приходило в голову, что он услышит подобные слова от Дэниела Брустера.
— А как насчет того, старина, — сказал он почти надломленным голосом, — как насчет того, чтобы нам с вами просочиться вниз в бар и выпить по глоточку шербета?