Несомненная реальность
Шрифт:
Директор присмотрелся. Ну разумеется, Смиркин. Давно надо было юристу приказать найти повод уволить, да все руки не доходили. Ну, голубчик, попляшешь ты у меня чуть погодя!
– Слушайте, – почти спокойно сказал он в микрофон, – вы же сами прекрасно понимаете, что ставки определяю не я. Есть тарифная сетка, есть расценки, надбавки, премии. Ну что вы от меня хотите? Чтобы я вам просто так денег дал и по уголовной статье пошел?
– Да нам плевать! – толпа поддержала заводилу грозным гулом. – Дома жрать нечего, дети обносились, жена пилит, мол, мало зарабатываешь! Халтуру домой возьмешь – обязательно стукнет какая-нибудь гнида из соседей, приходит ухээнэс и штрафует за частное предпринимательство, да еще и посадить грозятся. Мать у меня с грибами сушеными к дороге вышла, продать хоть за сколько-нибудь, так остановился "коробок", менты грибы забрали и пригрозились в следующий раз протокол составить. Это что, жизнь?
– Ага, – выкрикнул еще кто-то, – и в садах фининспекторы ходят, теплицы и яблони считают! Двадцать кило огурцов с теплицы снял за лето, а сто двадцать форинтов налога за нее отдай, да еще навоз купи-привези…
– Послушайте… – начал было директор, но Смиркин не дал вставить ни слова больше.
– А чего слушать? – крикнул он во все горло. – Сколько лет слушаем! По телевизеру вон давеча сказали, что сейчас у нас открытость и все говорить можно.
Сам Нарпред речуху толкал! Вы, господин директор, что, против Народного Председателя идете, всенародно избранного?
Коробов грязно выругался про себя. Определенно, Смиркин заплатит за свою демагогию. Все, пташечка, не петь тебе больше…
– Господин Народный Председатель, – сухо сказал он, – ничего не говорил про то, что в рабочее время можно балду пинать и х…м груши околачивать. Ты, Смиркин, всю предыдущую неделю прогулял…
– У меня жена пластом лежит! – зло гаркнул Смиркин. – Начцеха сам мое заявление подписывал, и справку из поликлиники я приложил! Вы меня, господин Коробов, прогульщиком не выставляйте, я не хуже прочих вкалываю! Вам сказать больше нечего, вот на меня и поперли! Лучше скажите, почему расценки уже пять лет не повышались? Колбаса вареная пять лет назад стоила два десять, сейчас два пятьдесят, да и ту с собакой не разыщешь, спекулянты из-под прилавка ее за семь-восемь форинтов толкают, а работяга в цеху как получал сто пятьдесят, так и получает. На других заводах хотя бы после смены подкалымить можно, а у нас охрана всех гоняет, через проходную даже гвоздь не пронесешь…
– Да ты по сторонам оглянись, Смиркин! – огрызнулся директор. – Работяга сто пятьдесят у тебя получает! У мастера сто двадцать зарплата, у меня двести двадцать – что, больше меня зарабатывать хочешь?
– Да нам наплевать, – густо пробасил кто-то рядом со Смиркиным. – Хоть больше министра! Если у государства магазины пустые, а частные сады налогами давят, у спекулянтов покупать приходится. Вот и пусть и платят нам соответственно. Мы народное государство или какое?
– Правильно! Правильно! – поддержали его выкриками из разных частей толпы.
– Ребята! – Коробов попытался урезонить толпу, отчетливо осознавая, что взять ситуацию под контроль не удастся. Он стер с лица капельку начинающего моросить дождика и набрал в грудь воздуху. – Я вполне вам сочувствую…
– Ага, только жрешь из спецраспределителя! – выкрикнул кто-то. – Поделись икрой, сволочь!
– …я вполне вам сочувствую, – директор решил не отступать от своего несмотря ни на что. – Но поймите – я же тоже человек подневольный. Я не могу просто так взять и увеличить ставки, вы же понимаете! Обещаю, что попробую увеличить премию по итогам месяца, и тринадцатая зарплата в конце года будет. Только для этого работать надо, а не лясы точить в рабочее время. План горит, вы понимаете? Не выполним план – не только тринадцатой зарплаты не получите, но и надбавки срежут. Расходитесь уже, побазлали, и хватит. Станки простаивают!
– Еще и не так простоят! Сколько раз нам премии обещали, а толку? Пять форинтов накинут раз в два месяца, смех на палочке! – крикнул Смиркин. Он явно чувствовал за собой поддержку толпы, а потому наглел без меры. – Мы, может, забастовку объявить хотим! Пока нам зарплату не повысят и в магазины продукты не завезут, не будет никакой работы и никакого плана! Добрый хозяин лошадь пахать не выгонит, не накормив, а мы хуже лошадей пашем, еще и сверхурочно. Долой зажравшихся котов! Забастовка!
– Забастовка! – поддержал его гул толпы. – Забастовка! Забастовка!
Вылетевший из толпы камень со звоном врезался в окно заводоуправления. На бетон посыпались кинжальные осколки. Пустая бутылка пролетела рядом с директором и с хрустом разбилась о мраморную псевдоколонну в стеклянное крошево. Директор, еще раз выругавшись про себя, быстро отступил назад, выронив повисший на проводе микрофон. Прежде, чем укрыться за дверями, он кивнул сумрачному капитану общественных дел, внимательно наблюдавшему за ним с высоты бронетранспортера.
Тот сплюнул, наклонился к люку машины и что-то коротко приказал.
Несколько секунд спустя взревели двигатели цистерн. Слегка накренившись на гравиподушке, машины медленно двинулись вперед, и тугие струи воды ударили в толпу, сбивая и разбрасывая людей. Солдаты внутренних войск, подняв электрические дубинки и прикрывшись щитами с прорезями, мерным шагом начали наступать на людей. То там, то тут шипели разряды, сопровождаемый вскриками боли, заглушаемые взлетевшим до небес ревом толпы. Заложив дверь изнутри массивным стальным засовом, директор сквозь железные решетки дверей наблюдал, как солдаты били рабочих ногами, забрасывали, заломив руки, в ожидающие фургоны, быстро заполнявшиеся и отъезжавшие со двора. Митингующие в панике ломились во все двери, разбегались между цехами, перелезали через ограждение заводского парка и растворялись между деревьев. Спустя две или три минуты площадь перед заводоуправлением опустела, и только лужи воды, побитая директорская машина и порыкивающие моторами водометы, неуклюже разворачивающиеся на месте, напоминали о смуте.
Коробов вздохнул и покачал головой. Похоже, тринадцатой зарплаты заводу точно не видать. Ну погоди, Смиркин, отольются тебе мои слезы в самом ближайшем будущем…
23 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
Шварцман сидел в кресле и немигающе смотрел на Кислицына. Тот отложил прочитанный доклад в сторону и раздраженно посмотрел на бывшего начальника канцелярии.
– Ну что вы на меня так смотрите, Павел Семенович? – резко осведомился он. – Злорадствуете?
– Да что ты, Олег, – махнул рукой тот. – Мне просто интересна твоя реакция.
Увлекательная наука, эта физиогномика, знаешь ли.
– И как вам реакция? – осведомился Народный Председатель. На его скулах ходили желваки.
– Правильная, – усмехнулся Шварцман. – При условии, что думаешь ты о том, о ком и я.
– Ведерников, с-скотина! – с чувством произнес Олег. – Порвал бы! За последние два месяца на его заводах это уже третий бунт.
– Четвертый, – хмыкнул Шварцман. – Еще один разогнали, но по инстанциям не доложили. Глава местного УОДа решил, что незачем портить отчетность.