Несостоявшийся стриптиз (сборник)
Шрифт:
Западный Даллас был явно обречен, и Бонни Паркер хотелось кричать в знак протеста.
Это было нечестно. Бонни была молода и хороша собой. Ее душа и тело жаждали приключений. Где-то далеко от Западного Далласа, далеко от старого каркасного дома ее матери, наверное, существовала яркая, бурная жизнь, где девушке с ее задатками было чем заняться. Но как, вопрошала она сама себя, — как найти этот мир, как занять подобающее в нем место? Она должна найти туда дорогу!
Она быстро окинула взглядом своих бледно-голубых глаз маленькую спальню на втором этаже. Комната была убогой, хотя Бонни попыталась
Нагая фигура, отразившаяся в нем, вызвала у Бонни чувство глубокого удовлетворения. Есть формы, но есть и стройность. Кожа гладкая и упругая. Грудь крепкая и высокая. Короче, ни одна девушка не удостаивалась таких взглядов местных молодых людей, как Бонни Паркер. И мужчин постарше тоже, и тех, кто был давно женат. Легкая улыбка тронула сложенные бантиком губы. Бонни ценила молодых отчаянных парней с плоскими животами и железными мускулами. Очень даже ценила.
Тут ее охватило отвращение, и она отвернулась от зеркала. Ох уж эти мужчины из Западного Далласа! Черт бы побрал их вялость, мягкотелость, покорность судьбе. Выйти за кого-то из них замуж, нарожать кучу ребятишек и состариться раньше времени? Превратиться в копию своей матери? Никогда не улыбающейся, уже изможденной, не знающей в жизни радости, не получающей ни от чего удовольствия? Благодарю покорно! Увольте!
Бонни упала на кровать и яростно замолотила кулачками по подушке. Нет! Так жить нельзя. Должна быть другая, яркая, веселая, зажигательная жизнь. Бонни перевернулась на спину, отчего грудки сделались плоскими, живот чуть приподнялся, под бледной кожей очертились ребра. Она, прищурившись, глядела на изголовье кровати, прутья которой так напоминали клетку!
Бонни ударила по прутьям кулаком. Еще раз, сильнее. Ее пронзила острая боль, и Бонни села на кровати, тихо выругавшись. Нет, надо что-то делать, внушала она себе. Надо как-то убираться отсюда. Из этого противного дома, из Западного Далласа, из этой никчемной жизни. Она встала и голой, бесцельно пройдясь по комнате, подошла к окну и выглянула из него.
Все то же самое. Все то же безоблачное раскаленное небо. Все та же пыльная пустая улица. Все те же пыльные белые домишки! Поначалу она не обратила внимания, что к машине ее матери тихо подошел человек в темном костюме. Машина стояла у самого дома. Когда же Бонни наконец увидела его, то поначалу не проявила к нему никакого интереса. Пиджак широковат в плечах, сидит мешком, брюки мятые, в пыли. Широкополая шляпа не позволяла разглядеть лица.
Интересно, размышляла Бонни, а что он подумает, если поднимет голову и увидит ее в окне в чем мать родила? Вот, небось, удивится. Вот уж потом будет рассказывать приятелям!
Вдруг Бонни нахмурилась. А что собственно он делает около материнской машины? Он сунул голову в открытое окно, а Бонни вспомнила, что ключи были оставлены в зажигании. Ее вдруг охватило неприятное предчувствие.
Человек между тем выпрямился и посмотрел по сторонам. Тут Бонни осенило: он же решил украсть машину! Он протянул руку к дверной рукоятке, а Бонни, набрав в легкие побольше воздуха, крикнула:
— Эй, приятель, что ты там забыл?
Человек поднял голову и, прищурившись, посмотрел вверх. Оказалось, что он примерно ее ровесник, может, на год постарше. Года двадцать два, никак не больше! В морщинках вокруг глаз, в губах и подбородке была какая-то отчаянная решимость. Когда он увидел девушку в окне, то первоначальный испуг сменился восторгом.
Пусть полюбуется, подумала Бонни, и на ее лице заиграла нахальная улыбочка. Пусть как следует полюбуется! На его губах тоже заиграла улыбка — улыбка знатока, и в тот же момент она поняла: в нем есть нечто неуловимое, причем то, что имеется и в ней самой.
И еще она почувствовала, что способна на лету схватывать его мысли и чувства. Тут уж Бонни улыбнулась во всю.
— Эй, парень, — крикнула она. — Ты меня подожди, ладно!
Она кинулась к платяному шкафу, спешно надела белое платье, сунула ноги в туфли.
Он ждал ее на улице. Она остановилась в шаге от него, пристально посмотрела. Он посмотрел на нее.
— И не стыдно тебе? — усмехнулась она. — Хотел украсть автомобиль у старой женщины?
— Я хотел его купить, — ухмыльнулся он в ответ.
— Черта с два, — так же весело отозвалась она. — Тебе и пообедать-то, наверное, не на что, какая уж тут машина.
Он пожал плечами и сказал:
— На кока-колу хватит, а поскольку ты явно не собираешься пригласить меня в дом…
— Еще чего! Нашел дурочку! Ты же украдешь обеденный стол.
Он сделал шаг в сторону улицы.
— Тогда пошли прогуляемся по городу. Ну как, согласна?
— Пошли, мне все равно надо на работу, — сказала она после секундного колебания и двинулась за ним следом.
— На работу? Что же у тебя за работа, а?
— Не твое дело!
Он нахмурился, словно размышляя.
— Ты, наверное… кинозвезда? Нет, скорее, слесарь в гараже, а? Нет, горничная…
— Так кто же я, по-твоему? — рассерженно спросила Бонни.
— Официантка, — спокойно сказал он.
— Точно, — отозвалась Бонни, дивясь его догадливости. — А ты чем занимаешься? Когда не воруешь машины?
— Могу сказать, — загадочно отозвался он. — В данный момент я ищу, нет ли хорошей работы.
— А что ты делал раньше?
— Сидел в тюрьме, — ответил он с деланной небрежностью.
— В тю-юрьме? — протянула Бонни.
— Угу.
— Видать, напал на голосистую старушку?
Он холодно посмотрел на нее и сказал:
— Я сидел за вооруженное ограбление.
Они шли по улице. С двух сторон на них смотрели плоские фасады магазинов, магазинчиков и кафе. Кроме них двоих, на улице не было ни души. Драная собака, поджав хвост, перебежала через дорогу.
— Как же вы здесь развлекаетесь? — спросил Бонни ее спутник. — Слушаете, как растет трава?
— Да уж, ты, наверное, веселее проводил время в тюрьме.
Он засмеялся и показал на правую ногу:
— Видишь? Я отрубил на этой ноге топором два пальца.
— Зачем?
— Чтобы открутиться от принудиловки. Хочешь покажу?
— Ой, нет, не надо!
Некоторое время они шли молча, потом Бонни спросила:
— Слушай, а ты правда отрубил пальцы?
— Ну да.
— Ты совсем рехнулся!