Несравненное право
Шрифт:
— Сигнор Гардани, впереди отряд!
Шандер тряхнул головой, словно отгоняя докучливый сон:
— Какой еще отряд?
— До сотни всадников, какие-то повозки, рассмотреть пока не удается…
— Далеко? — голос графа звучал чуть устало.
— С четверть весы, — в глазах молоденького аюданта горело предвкушение схватки.
— Хорошо, посмотрим…
Эти места Шандер Гардани знал, как эфес своей шпаги. Чуть впереди дорога делала резкий поворот, огибая довольно крутой одинокий холм; здесь водоносный слой подходил близко к поверхности, и у подножия било несколько ключей, питавших небольшое, но глубокое озеро, из которого брала начало речка Гусинка. Лучшего места для того, чтобы рассмотреть хорошенько тех, кто двигался навстречу, оставаясь до поры до времени невидимыми, нельзя было и желать. Шандер велел большей части своего отряда отойти под прикрытие прибрежных зарослей, а сам с двумя десятками всадников поднялся вверх по склону холма, где в незапамятные времена кто-то расставил огромные бурые камни, за самым маленьким из которых могла укрыться пара всадников.
Оглядевшись, Шани мысленно себя похвалил — дорога просматривалась отлично, причем их присутствие для проезжающих должно было стать полной неожиданностью, хотя он, Шандер Гардани, на месте командира неизвестного отряда, безусловно, отрядил бы кого-то проверить Ключевой холм. Что ж, посмотрим, кого Проклятый несет…
Внизу бежала дорога — грязно-белая лента среди золотистой перезрелой травы, а дальше маячили вершины пирамидальных тополей, отмечая, где еще недавно были Гусинки, село, давшее название речушке. Сейчас там, как и в Белом Мосту, как в десятках других фронтерских и таянских деревень, жили лишь вовремя удравшие кошки, вернувшиеся после ухода убийц на привычное место. Попытка усиления фантома Ройгу, вливанием в него новых и новых сил, обернулась жуткой смертью для тысяч людей. Причем Михаю и его приспешникам было все равно, кого убивать — арцийцев, таянцев, тарскийцев… Шандер невольно передернул плечами, вспомнив магию «Ожидающих», едва не стоившую ему жизни и рассудка. Что ж, они научили его ценить жизнь и свободу. Во всяком случае, смерть от несчастной любви ему не грозит! Он нужен Рене и Белке, и, в конце концов, без любви живут девять из десяти. Граф проверил, как ходит в ножнах шпага. Пистоли трогать не стал — на Марко, сменившего сгинувшего Сташека, можно положиться. Любопытно, кого все-таки сюда несет?
Облако пыли, появившееся на северо-востоке, двигалось очень медленно. Это не была походная рысь конницы, а скорее медленная, сонная поступь воловьего обоза. Что ж, тем лучше. Шандер был бы не прочь помахать шпагой, сбрасывая напряжение и боль последних дней, но сейчас драка была нежелательна. Война закончена, и нужно быть предельно осторожным, чтобы еще тлеющие угли погасли окончательно… Но что же это за обоз?!
Граф поднес к глазам подаренный Рыгором окуляр — сам бывший войт относился к подобным игрушкам с суеверной крестьянской опаской и, хоть и признавал, что от них есть польза, предпочитал обходиться без них. Зато Шани выдумка некоего магистра точных наук пришлась очень по душе. Пыльная гусеница неторопливо ползла по дороге, и Шандер с удивлением разглядел, что впереди на толстой гнедой лошади едет клирик с кардинальской орифламмой.
Максимилиану тут делать явно было нечего, да он и не мог бы его обогнать. Других же клириков столь высокого ранга после смерти Иннокентия в этих краях не водилось. Тем не менее за сигноносцем двигались пара десятков человек в черно-зеленых одеяниях Церковной Стражи, затем тащился возок, запряженный четверкой мулов, опять же с кардинальскими знаками на дверях и крыше, а за ним две воловьих упряжки тащили нечто, напоминающее клетку на колесах, по краям которой также трусили черно-зеленые. Затем ехали всадники в дорожных одеждах, явно не воины и не церковники, замыкали же процессию повозки с поклажей и пять или шесть десятков воинов.
— Что бы это могло быть? — пробормотал Шандер, опуская трубу. Как бы то ни было, но клирики вряд ли могли представлять опасность, к тому же численное превосходство Шандера было очевидным. Граф дождался, когда замыкающий отряд поравнялся с высоким явором, росшим на берегу Гусинки, и, махнув Марко, выехал из-за прикрывавших его камней. Это послужило сигналом. «Серебряные» четко и быстро окружили незнакомцев. Они не проявляли враждебных намерений, но каждый мало-мальски сведущий в воинском деле человек понимал, что любая попытка к сопротивлению равнозначна смертному приговору. Впрочем, путники и не думали сопротивляться. Сначала они оторопело остановились, а затем дверца переднего возка отворилась, на дорогу спрыгнул молоденький клирик, который помог сойти тучному человеку в зеленых кардинальских одеждах.
Шандер не поверил собственным глазам — перед ним был Тиберий! Самозванец также узнал графа, и на холеном лице с бегающими глазками появилась самая медоточивая из всех возможных улыбок. Он явно вознамерился благословить чадо, и Шандеру пришлось действовать быстро и решительно — сама мысль о прикосновении этой ядовитой жабы вызывала ни с чем не сопоставимое отвращение.
Гардани дал знак, и «Серебряные», на лицах которых читалось полное соответствие с чувствами, обуревавшими их капитана, обнажили оружие.
— Тиберий, — Шани слегка замялся, не зная, как обращаться к расстриженным клирикам, — бывший епископ Таяны и Тарски, вы виновны в государственной измене и ереси, и именем короля и Архипастыря я вас арестовываю!
Улыбка Тиберия стала еще слаще. Видимо, он готовился к подобному разговору, так как ответил не задумываясь, громко и внятно. Хорошо осведомленный о трусости клирика, Шандер насторожился: столь спокойное и уверенное поведение ничего хорошего не предвещало.
— Сын мой, — объявил самозваный кардинал, — в тебе говорит излишнее усердие и гнев, застилающий твои глаза. Ведаю, что я был оклеветан в глазах Его Святейшества, — заплывшие глазки попытались подняться к небу, — и Его Величества Рене, да продлит Творец их дни, но я, скромный служитель Церкви нашей Единой и Единственной, не ропщу, но с кротостью принимаю клевету и попреки. Сам же, как пчела, неустанно ношу мед свой в улей общего нашего дела.
Да будет тебе известно, что я, недостойный сын Всеобщего Отца нашего, с Его помощью и по Его велению открыл врата Высокого Замка, этого оплота ереси, чернокнижия и злонравия, и низверг нелюдей и богомерзких еретиков, его захвативших, — Тиберий перевел дух, заодно пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова, но строгое лицо Шандера оставалось спокойным, как изображение на старинной эльфийской медали, расстрига набрал воздуху и продолжал еще более проникновенно: — Я, молясь неустанно о здравии Славы и Надежды Благодатных земель Благочестивого и Победоносного Рене из рода Волингов и его воинства, внес посильную лепту в победу над самозваным регентом Михаем Годоем и его сподвижниками-еретиками. Но, будучи скромным служителем Церкви нашей Единой и Единственной, я не счел для себя возможным воспользоваться плодами сей победы и в сопровождении верных сынов Церкви решил отправиться к престолу Архипастырскому, дабы передать в руки Его Святейшества Феликса Первого ключи от Высокого Замка, а также то, что сейчас с видимым удовольствием передаю в ваши руки. Ибо я, человек мирный, с невольным страхом думал, удастся ли мне доставить то и тех, что я везу, в Кантиску. Я немолод, — Тиберий горестно вздохнул, — и нездоров, — ты же есть первый из воинов Его Величества…
— Рене Аррой еще не коронован, — оборвал затянувшийся монолог Шандер Гардани, — а ты решением Архипастыря, подтвержденным конклавом, лишен сана и объявлен предателем и преступником.
— Ведаю о том, — скорбно кивнул Тиберий. — Но безгрешных на грешной земле нет и не может быть. Даже владыки мирские, даже князья Церкви и те ошибаются… Я прошу тебя пройти со мной, и ты поймешь, что оклеветанный и оказавшийся в логове зверя, я, с Божией помощью, одержал победу над Антиподом и прошу лишь о праве сложить ее к ногам Архипастыря…
— Хорошо, я посмотрю, — кивнул Шандер, — но сначала ваши люди сложат оружие.
— Да будет так, — значительно кивнул толстяк, — они сделают это с радостью, ибо вооружились токмо по моей просьбе, дабы сопровождать меня через дикие и опасные земли. Под защитой же ваших мечей, сын мой, мы чувствуем себя в безопасности.
Шандер не ответил, но «Серебряные», ловко и споро перемешавшиеся с обозниками, быстро сделали свое дело. Отряд Тиберия был разоружен. Граф, наблюдая за происходящим, заметил странное, граничащее с ужасом выражение на лицах некоторых воинов, но на худом лице по-прежнему не отразилось ничего — в застенках у Михая Шандер научился владеть собой.