Нестор-летописец
Шрифт:
Поманив пальцем огнищанина, Янь Вышатич не вдруг припомнил, о чем хотел спросить.
— Ты вот что… ты мне…
Буня тут же предложил пойти почивать. В изложне, мол, уже и девка ждет. Воевода, осерчав, стукнул кулаком по столу.
— Пшел прочь… Стой! Поведай про волховников… что натворили тут.
Буня поведал. Пришли волхвы ранним утром, в град проникли с полусотней смердов, прочие остались в лесу у Велесова капища. Быстро обморочили белозерский люд, спросили про нарочитых женок. Они-де прячут обилье, потому и голод стоит в краю. Градские люди привели для испытания нескольких — женок, сестер, матерей. Волхвы всех испытали колдовством и всех нашли виновными. Зарезали баб на месте.
— Почему дали убить? — воевода опять стукнул кулаком.
— Больше не дали, — выкатив глаза, сказал Буня.
Белоозеро крестилось еще при князе Ярославе и волхвам верило с серединки на половинку. Увидев, чем обернулось дело, горожане позвали посадника. Волхвы тем временем пригрозили им карой богов и ушли в лес.
— Дальше пойдут по погостам, — предположил огнищанин.
— Чьи смерды оные волхвы? — спросил воевода.
— Ярославские, князя нашего, Святослава Ярославича. И толпа, что с ними, тамошняя.
— Где, говоришь, капище стоит?
Янь Вышатич, приложив усилие, поднялся с лавки.
— Против истечения Шексны из озера, сажен триста от того. Тебе бы теперь на ложе, боярин. Устамши да с пития…
— Уйди, — поморщился воевода. — Собери мою дружину во дворе.
— И дружина с устатку да разомлевши, — заверил Буня.
— Собирай! — Воевода пошатнулся. — Хоть десяток наскреби.
— Не наскребу, — упрямился огнищанин. — Половина в бане, другая в питии. В лесу темно.
Янь Вышатич сгреб его за рубаху на груди.
— Волхвов покрываешь?!
Быстро утишив гнев, воевода отпустил Буню.
— Забодай тебя скотий бог. Один пойду.
Спустившись во двор, Янь Вышатич потребовал коня. Солнце давно зашло, челядь ходила со светильниками. Буня все же позвал дружинников, чтоб отговорили боярина ехать в лес на ночь глядя. Пока воевода ждал коня, кмети тщетно трудили свои хмельные головы, как убедить его в том, что затея плоха. Всех выручил Душило. Он подошел к боярину, обнял за плечи и душевно молвил:
— Ну куда ты, Янь Вышатич, без оружия собрался? Не ходи. Осрамят тебя там. Завтра с утра пойдем, разгоним всех.
— И верно, — удивился воевода, заметив, что безоружен. — Досадная промашка. Хорошо, что ты сказал мне это, Душило.
— Пойдем-ка, боярин, меду хлебнем. Утро вечера мудренее и на голову здоровее.
Храбр увел воеводу в хоромы. Буня выдохнул, дружинники вдохнули, уминая внутри выпитое и съеденное, чтобы не оплошать перед старым боярином и показать сноровку за столом. Ибо многоопытность в застолье для дружинника не менее важна, чем ловкое владение оружием и приемами боя.
4
Сколько ни упрашивала дружина, воевода был непреклонен. Брал с собой лишь двенадцать отроков, прочим отвечал:
— Много чести для смердов, если поведу на них всю дружину.
Подошел поп Тарасий.
— Меня возьми, боярин.
Янь Вышатич посмотрел на него, держа под уздцы коня, и сказал:
— Тебя возьму. Кротость Христову явишь перед смердами, может, сами выдадут волхвов.
К Тарасию приблизился Душило, тихо отвел его в сторону.
— А ну говори — ты чего сегодня такой?
— Какой, Душило?
Храбр внимательно оглядел священника с головы до ног.
— Вдохновенный. Задумал чего?
— Господь с тобой, Душило, ничего я не задумал, — улыбнулся поп.
— Не крути, Тарасий. Я тебя как облупленного знаю.
— Давно ли?
— Недавно. Все равно вижу, что задумал. Лучше скажи. А не то с тобой пойду. Воевода меня не остановит.
— Вот тебе святой животворящий крест, ничего я не задумал, Душило.
Тарасий торжественно осенил себя крестным знамением.
— Да? — все еще сомневался храбр. — Ну ладно. Гавше велю за тобой присмотреть. Хоть он и куролес.
— Не куролес, а Кирие элейсон, — поправил Тарасий. — По-славянски — Господи, помилуй.
— А я что говорю? Я про то и говорю.
Посадник Добронег прислал в проводники воеводе своего отрока. Всего набралось пятнадцать человек в отряде. Выйдя из города, ехали вдоль реки к озеру. Ночью в край нагрянула ростепель. Солнце светило как ошалевшее и грело совсем по-весеннему. Пока прошли две версты, взопрели, поснимали шапки. Проводник, не доезжая до озера, хотел повернуть в лес.
— Стой-ка, — придержал его воевода, всматриваясь в черноту голого бора.
Отряд остановился. Вскоре уже все видели — за деревьями кто-то прячется. Немного подождали. Отроки достали луки из налучий, неторопливо надели тетивы. Янь Вышатич спешился, снял с петли на седле топор. Сделал десяток шагов по упревшему снегу к лесу.
Смерды выслали переговорщиков. Из-за стволов вышли трое. Они двигались не спеша, но и не медля. Были уверены в себе, вооружены топорами. Овчинные кожухи нараспашку — теплынь. Большие меховые шапки, напротив, до бровей.
— Лапотники, — презрительно молвил кто-то из отроков. — Рожи мохнатые!
Смерды встали в пяти шагах от воеводы. Двое ощерились, третий был угрюм.
— Я пришел взять волхвов, — объявил боярин. — Вы мне не нужны.
— На што тебе наши волхвы? — прошипел угрюмый.
— Они смерды моего князя, как и вы. Накажу их за смертоубийство и разбой. Выдайте мне их, и можете расходиться по своим селам.
— А ежли не выдадим? — другой харкнул в снег.