Несуществующий бог
Шрифт:
Из норы послышался слабый голос. Сотник отшатнулся, понимая, что его можно легко заметить в свете звезд. Прислушался, пытаясь разобрать слова. Кажется, говорили мужчина и женщина. Может быть, это камера с молодыми человеческими самками? Воинам разрешалось бывать там в любое время. Все стихло.
– Ой, как здесь хорошо!
– женский голос раздался совсем рядом, громкий и чистый. Олаф дернулся от неожиданности едва не выронил меч.
– Прохладно. Почему нельзя спать здесь?
– Чтобы не свалиться во сне, - хрипло ответил мужчина.
– Пойдем же.
– Подожди, дай
– Чинил сетку, мне завтра в патруль.
– Но ведь темно!
– Нам можно зажигать огонь, во внутренних камерах. Оружие и снасть должны быть всегда в порядке... Пойдем, а то я выспаться не успею.
Они замолчали. Олаф быстро прикинул шансы заполучить пленника. Женщина не нужна, а вот воин, летающий в патрули, наверняка много знает о повадках стрекоз. Барук, которого сотнику удалось отбить у летучек прежде, был немного не в себе, а еще утверждал, что насекомые все решают сами. Был бы хороший повод проверить его слова... Чивиец осторожно начал переворачиваться вниз головой. Женщину надо убить с первого удара, чтобы не кричала, падая вниз, обратным движением ударить мужчину по голове рукоятью...
– Все, хватит ждать, ты сейчас опять уснешь!
– громко возмутился воин и, видимо, потащил свою подругу прочь.
Послышалась возня.
– Пусти!
– вырывалась женщина.
– Давай поговорим, Грэг!
– О чем?
– Ну... Вчера вот ко мне приходил Милаш, и он...
– Я не хочу слышать о тех, кто к тебе вчера приходил!
– опять возмутился Грэг.
– Я ему уши обрежу, рыжему жуку! Пойдем!
– Что это ты так злишься? Ко мне многие ходят, я красивая. Скоро опять забеременею, будет скучно...
Судя по звукам, воин заехал женщине в ухо, она заскулила, и звук затихал по мере того, как Грэг оттаскивал ее куда-то вглубь коридора. Олаф сердито сплюнул в темноту, потом жестом приказал опустить себя ниже. Оказавшись на карнизе, он быстро шагнул внутрь и прижался к стене. Интересно, умеют ли стрекозы отличать своих людей от чужаков? Внешне, или, скорее, по запаху...
Далеко в стороне сонно заругалась какая-то женщина, другая, на нее прикрикнул Грэг. Да, это место, где живут молодые самки. Олаф попробовал припомнить планировку города, но выходило, что здесь, у крайнего входа, он прежде не бывал. Значит, молодых самок перевели сюда... Или поселили новых. Стрекозам надо много людей-воинов, а размножаются двуногие куда медленнее летучек.
Не зная, зачем, сотник сделал несколько шагов в темноту, подтягивая за собой веревку. Прислушался. Далекое пыхтение, стрекот крыльев... Шорохи. Нет, нельзя идти дальше. Вряд ли стрекозы хорошо видят в темноте, но достаточно просто наткнуться на летучку, чтобы остаться без руки от взмаха ее крыльев. И тут кто-то тихо застонал, совсем рядом.
Олаф стремительно присел. Еще шаг, и он наступил бы на этого человека. Кто-то, кажется, женщина, заворочался у стены, икнул, и сотник уверился, что голова находится совсем рядом с его правой ступней. Он провел пальцами по сапогу и почувствовал волосы. Если не глядя ударить тяжелой рукоятью, можно сразу убить, или покалечить, не оглушив. Поколебавшись, воин сунул клинок в кожаные ножны и, набрав побольше воздуха, протянул вперед руки.
Спящая опять застонала, когда пальцы сотника осторожно прикоснулись к ее лицу. Олаф ощутил приоткрытые губы и тут же навалился всем телом, затыкая женщине нос и рот. Она сильно забилась, но чивиец придавил ее коленями, услышал, как похрустывают ребра. Все получилось почти беззвучно, спустя минуту жертва затихла.
Сотник освободил пленнице нос, убрал колено с груди, снова чуть надавил. Женщина судорожно, с хрипом вздохнула, и Олаф тут же, не теряя времени, потащил ее в выходу. Прежде чем повиснуть на веревке, он выставил наружу две прямые руки и Люсьен потянул, вытравливая слабину. Опять схватив пленную, чивиец зажал ей рот.
– Тихо, или задушу совсем.
Уже раскачиваясь на ветру, сотник быстро обшарил пояс пленницы. Оружия не оказалось, только маленький мешочек. Длинное платье из какого-то грубого материала, босые ноги. Ветка, которой теперь приходилось выдерживать больший вес, начала равномерно поскрипывать. Умница Люсьен на миг остановился, потом потянул медленнее, плавней.
– Ничего не бойся, мы друзья, скоро ты вернешься домой, - привычно шептал в ухо пленной Олаф, и так начала кивать головой.
– Никто не желает тебе зла, никто ничего не заметит, все обойдется и быстро кончится...
Аль протянул руку и Олаф наконец оказался на земле. Пока Люсьен развязывал веревку, сотник опустил добычу на траву, потянул было меч, но тут же бросил и взялся за нож. Пленница оказалась совсем юной, следовало быть осторожнее. Деревянная рукоять с глухим звуком ударила по черепу, женщина обмякла.
– Зачем она тебе?
– Люсьен прижал губы к уху товарища.
– Что попалось, то и приволок, - не нашел другого ответа Олаф.
– Разберемся. Ложись, Аль, мы положим ее тебе на спину.
– Опять ползком! А если очнется?
– Я присмотрю.
Вскоре все трое снова ползли среди высокой травы, стремясь как можно скорее и тише покинуть холм. Девушка пришла в себя только внизу, Олаф тут же схватил ее за волосы.
– Если издашь хоть звук, ударю снова. Ты этого не хочешь? Молчи.
Аль ожидал, что с его спины снимут пленницу, но сотник дал знак ползти дальше. Опасаясь оставить следы, он заставил спутников сделать небольшой крюк по степи, прежде чем снова приблизиться к деревне речников. Им повезло, крупных хищников не встретилось. Пробравшись в сарай, где испуганно перетаптывались четыре жука, принадлежащих хозяину дома, Олаф сразу же уселся на живот девушке.
– Теперь можешь говорить, но очень тихо. Как тебя зовут? Сколько лет? Как попала к летучкам?
– Я Долла, - произнесла пленница и осторожно откашлялась.
– Ты очень давишь на меня.
– Это пустяки, - уверил ее сотник.
– Сущие пустяки по сравнению с тем, что ты испытаешь, если вздумаешь еще раз не ответить на мой вопрос. Сколько тебе лет? Как попала к летучкам?
– Мне четырнадцать, я родилась в городе!
– пискнула Долла, пытаясь поудобнее устроиться под тяжелым Олафом.
– На востоке, далеко отсюда. У меня кровь кажется...