Несущий огонь
Шрифт:
— Хочешь, чтобы я спрыгнул в воду?
— Хочу, чтобы ты ходил по ней, как делал наш Господь! Ты можешь ходить по воде?
Свитун, сбитый с толку вопросом, задумался.
— Конечно же нет! — наконец прокричал он.
— Нужно практиковаться! — неодобрительно сказал Иеремия. — Нужно практиковаться! Требуется лишь вера, и ничего более, одна лишь вера! Подойди ближе, всего чуть-чуть. И можешь сойти на берег с шестью воинами, но не больше.
— И делай это неуклюже! — шепнул я Гербрухту.
Эдит проплыла немного вниз по течению, как я и хотел, и теперь
— Ну же! Сильнее! Гребите!
Потом, когда Эдит устремилась вперед, он потянул к себе рулевое весло, и я почувствовал, как корабль разворачивается к берегу.
— Навались! — проревел Гербрухт. — Взяли!
Он проделал всё это великолепно.
В это время Финан, то есть Берг, его кормчий, вел Ханну вверх по течению с помощью медленных и ленивых гребков, и корабль отошел от нас на пятьдесят или шестьдесят шагов и вдруг развернулся и направился к берегу.
— Гребите! Гребите! — услышал я крик Берга.
— Еще раз! — ревел Гербрухт. — Навались!
Длинные весла опустились в последнем усилии, и нос Эдит царапнул гальку, корабль резко остановился, и воины в кольчугах внезапно изверглись из его чрева, протиснулись мимо гребцов и спрыгнули на берег. Люди Финана прыгали с носа Ханны. С помощью неумелого на первый взгляд управления кораблями мы загнали Иеремию и его людей в ловушку между двумя нашими отрядами, а мой сын, увидев, что происходит на берегу, тоже налег на весла и привел Стиорру к пристани, лежащей в полумиле выше по течению.
— Епископ мне нужен живым! — крикнул я. — Живым!
Я остался на борту корабля одним из последних. На мелководье я споткнулся и чуть не упал, но Видарр Лейфсон, один из моих воинов-норвежцев, подхватил меня. Рорик протянул мне шлем. Щита у меня не было. Я вытащил Вздох Змея и прошлепал по воде последние шаги, но я сомневался, что меч мне понадобится. Он многое повидал и еще увидит, но сейчас, на этом берегу, мои воины делали именно то, чего я от них требовал. Отряд Финана находился выше по течению от людей Иеремии, а мой — ниже, и нас было куда больше. Если Иеремия способен соображать, через мгновение он поймет, что случилось.
Большая часть его людей не носили щитов и кольчуг, а женщины и дети в толпе усиливали панику криками, но Иеремия просто вылупился на нас, а потом завопил и затряс жезлом в сторону облаков.
— Покарай их, Господь! Покарай их!
Три его апостола спутали молитву с приказом и побежали к нам, но мои воины были готовы драться, даже жаждали этого, изголодались по битвам, и на гальке возникла стычка, послышался звон клинков, а каждому человеку Иеремии противостояли два моих, и я смотрел, как клинки отражают замахи копий, как клинки вспарывают животы и шеи, я слышал злобный рык моих воинов, когда они безжалостно зарубили этих троих, слышал стенания женщин, видящих
Несколько человек, более разумные, чем погибшие, побежали к старому монастырю на холме, но люди Финана вскарабкались на заросший травой вал и перегородили путь. Всё закончилось за несколько мгновений. На берегу распластались три окровавленных тела, а остальных согнали к Иеремии, который упал на колени и взывал к своему богу:
— Пошли ангелов своих, Господи! Защити рабов твоих! Вырви языки врагов твоих и ослепи их глаза! Отомсти за нас, Господи, отомсти и спаси!
Тем временем его воины побросали оружие. Некоторые тоже встали на колени по примеру Иеремии, но не для молитвы, а в знак покорности.
Я посмотрел вверх по течению и увидел, что мой сын захватил Богоматерь. Я считал, что захватить этот корабль даже важнее, чем сцапать Иеремию. Тот, сообразив, что его обдурили, теперь взывал о подкреплении с небес.
— Пусть черви пожрут их нутро, о Господи! — верещал он. — А мухи отложат яйца в кишках! Так покарай же этих гнусных тварей десницей твоей, о Господи! Пошли светлых ангелов твоих, чтобы отомстили за нас! Пусть плоть врагов твоих сгниет, а кости рассыплются в прах! Яви свою силу, Господи! Яви свою силу!
Я подошел к нему, под ногами захрустела галька. Никто не попытался меня остановить.
— Пусть они вечно будут гореть в пламени, о Господи! Утопи их в смрадном дерьме дьявола! — Его глаза были плотно закрыты и обращены к небу. — Вели сатане изрыгнуть зло в их глотки, Господи, скорми их плоть его псам! Покарай их, Господи! Накажи их! Прошу тебя во имя Отца, Сына и...
— И того, третьего, — закончил я, хлопнув Вздохом Змея ему по плечу. — Приветствую тебя, Иеремия.
Он открыл голубые глаза, посмотрел на меня, мгновение помедлил, а потом невинно улыбнулся, как дитя.
— Приветствую, господин. Как мило, что ты меня навестил.
— Приехал перемолвиться с тобой словечком.
— Вот как! — радостно воскликнул он. — Я люблю слова, господин. Обожаю! А ты любишь слова, господин?
— Люблю, — ответил я и приставил меч к его худой щеке. — И мое любимое слово сегодня — банахогг.
Это означает «смертельный удар», и я подкрепил слово, ткнув ему в лицо Вздохом Змея.
— Это отличное норвежское слово, господин, — с готовностью ответил он, — отличное слово, но из всех норвежских слов я предпочитаю тилскипан. Как думаешь, мы можем заключить тилскипан?
— Потому я и здесь, — сказал я, — чтобы прийти с тобой к соглашению. А теперь вставай.
И мы перемолвились парой слов.
— Нет, господин, нет! Нет! Нет! — рыдал Иеремия. Слезы текли из его голубых глаз по глубоким морщинам щек и исчезали в короткой бороде. — Нет! Прошу тебя, нет!
Последнее «нет» прозвучало как вопль отчаяния. Иеремия упал на колени, сцепил в мольбе руки и, всхлипывая, смотрел на меня.
Той ночью в церкви ярко полыхал огонь. Языки пламени на мгновение взметнулись вверх, а потом поутихли.