Несусветный эскадрон
Шрифт:
А я поняла, что приключения этой ночи еще только начинаются. Потому что у парня на нижней ступеньке был очень знакомый затылок… и курточку эту, давно тесную в плечах, я тоже помнила… и блеснула в ухе серебряная загогулина…
– Славка! – возмущенно крикнула я. – А ну, встань! Нашел где дрыхнуть!
Он с большим трудом оторвал стриженую голову от коленок.
– Я пьян, – сообщил он, как будто этого я за версту не видела и не чуяла. – Я пьян. Ты пустишь меня переночевать?
– Нет, я оставлю тебя сидеть на лестнице! – сказала я, спускаясь и протягивая этому дураку
– Погоди… – сказал он. – Погоди, я все тебе расскажу… Только возьми меня к себе… А это кто? Собака?
– Нет, крокодил.
Увидев, как я, сопровождаемая незнакомым псом, вваливаюсь в дверь, обнятая здоровенным качком и обремененная большой сумкой, Ингус кинулся было мне на подмогу – он не понял, что означает это странное объятие.
– Иди, иди… на кухню, на комфорку!.. – велела я ему. – Чайник, скорее…
Ингус обвил хвостом сумку и поволок на кухню.
Славку я обрушила в кресло и тогда лишь стянула с него куртку. Рукав и подол оказались разодраны.
Большая кружка горячего кофе немного привела парня в чувство. Он пил, обжигаясь, но зачем-то ему была нужна эта боль. Потом он грохнул кружкой о столик.
– Сволочи! Суки! – сказал домашний мальчик, воспитанный на Шекспире в оригинале. И добавил довольно много нецензурщины.
– Сама знаю, – я погладила его по руке. – Что еще?
– У меня одноклассник застрелился! Суки!..
– О Господи…
И Славка заговорил – да так, что понять было очень трудно. Как будто два человека наперебой рассказывали мне эту дикую историю. Один пытался в трех словах изложить биографию двадцатилетнего парня – сперва школьника из приличной в прошлом семьи, потом безработного, потом охранника, потом шестерки в какой-то дикой фирме, так неудачно ставшего свидетелем заказного убийства, что на него же это убийство и повесили. Другой перебивал – парень, около недели прожив на нелегальном положении, успел обзвонить всех друзей и попрощаться с ними, кое-кому даже подарки оставил. А пистолет у него был как бы служебный…
– Вот! – Славка достал из кармана широких спортивных штанов зажигалку в виде револьверчика. – Он мне говорит, что во вторник поедет в Юрмалу и застрелится, а я, идиот, беру! Даже дураком его не назвал! Даже не подумал!..
Зажигалка лежала на широкой ладони, а ладонь дрожала.
– Какая же я скотина! – воскликнул Славка. – Ты не прогонишь меня? Я не могу домой… Я не могу… Там отец пьет. Слушай, ты же в газете работаешь – это правда, что правительство даст субсидии отставникам, которые захотят выехать в Россию?
– Брехня, – ответила я. – Если и даст, то по сто латов на рыло. Далеко твой батька на них уедет? Ты пей, пей кофе, я еще сварю.
– Возьми, – Славка протянул зажигалку. – Спрячь… Я не могу, понимаешь?.. Забери!
– Давай.
Пальцы мои коснулись смешного револьверчика – и вновь почувствовала, что необходимая вещь отыскала меня. Ничего себе приветик от самоубийцы… плюс наследство Марии Николаевны… мука и огонь… к чему же это клонит судьба, к какой магии? Друид велел – не проходи мимо, бери подарки судьбы, потому что иначе не возникнет новой магии.
Было уже довольно поздно, Славка уже заснул в кресле, когда в дверь позвонили – но как-то нерешительно. Таро, забравшийся за кресло, высунул морду, но даже не гавкнул. В конце концов, это не его дом, чтобы охранять. Я пошла открывать.
На пороге стоял Гунар.
Под мышкой у него было что-то вроде корыта, завернутого в клеенку.
– Заходи, – с трудом поверив глазам, сказала я. – Какими судьбами? Ты хоть знаешь, который час?
– Я по делу, ты только не удивляйся… – вид у Гунара был какой-то изумленный. – Меня Лига прислала. За кулинарной книгой… Ты же собираешь кулинарные книги?.. Со старыми рецептами? Ты же ей про них говорила? Ну вот, она меня и прислала…
– А зачем ей в такое время суток кулинарная книга?
– Она хочет печь хлеб.
– Ночью?
– Ночью…
– А она… она – не того?
Я покрутила не то чтоб пальцем, скорее всей кистью, и не то чтоб у виска, скорее у щеки. Это означало не то чтоб безумие, но близкое к нему состояние.
– Похоже на то. Истерика… – отвечал Гунар. И замолчал основательно.
Ладно – я пошла на кухню, где имелась целая полка кулинарной литературы. Он поплелся следом.
– Извини, пожалуйста, – сказал он. – Я только возьму книгу – и сразу же ухожу. Никакого чая.
– Без чая не отпущу.
– Мне только книгу… Квашню я у тетки Милды взял, она дала на два дня, как положено, со старой закваской…
– Что стряслось? – решительно спросила я. – Давай, выкладывай! Ведь что-то стряслось!
Он отвернулся к стенке.
Такое уже было недавно – когда у него сперли в троллейбусе драгоценный никоновский объектив прямо из сундука. Редко мне доводилось видеть плачущего мужика – и не хотела бы я еще хоть раз в жизни смотреть на такое!
– С детьми все в порядке?
– В порядке…
– Так чего же она?..
– Ты же знаешь, я в долги влез…
– Она пронюхала?
Он покивал головой, когда-то – кудрявой, теперь волосы поблекли, поредели, и вообще не так уж много осталось от его прежнего блеска… примерно столько же, сколько от стройного глазастого мальчика, читавшего по-английски сонеты Шекспира, – в заматеревшем Славке… И мне зеркало тоже не льстило.
Нетрудно было догадаться – Лига закатила скандал. Четверо малышей, да пятый в животе, а глава семейства позволяет украсть у себя объектив. И до чего же она могла додуматься в ходе скандала? До резкого сокращения расходов?
– Если бы я мог уйти… – пробормотал Гунар. – Если бы можно было взять и уйти… Сил больше нет…
Я уже читала в каком-то конкурирующем издании, что многие старики наловчились сами печь хлеб в газовых духовках по старым рецептам. Вроде получается куда дешевле и даже вкуснее. Очевидно, и тетка Милда тем же развлекается! Им легче – у них есть на эту возню время! Куча времени. Воз времени. Умнее сидеть у духовки, чем торчать целый день на рынке, распялив руки с гирляндами колготок. Заработать за день двадцать сантимов или сэкономить их же на хлебе – так на так и выходит.