Несусветный эскадрон
Шрифт:
Мы загалдели, полезли в холодильник – нужно вызвать врача, нужно накормить больную!
– Нечем, – очень тихо сказала она и заплакала. – У меня только пакет муки остался… Я Тарошку выпустила, чтобы добрые люди подобрали… Что же – ему вместе со мной помирать?.. Еле до двери дотащилась…
В холодильнике было тепло и пусто.
В кухонном шкафчике действительно стояли только жалкие остатки геркулеса и этот самый пакет.
– Вам что, пенсию не принесли? – спросила Милка.
– Принесли. Я за квартиру заплатила…
– Перебилась
– Как же можно за квартиру не платить? – искренне удивилась она. – Девочки, миленькие, родненькие, позаботьтесь о Тарошке, чтобы в хорошие руки, девочки, доченьки…
– Что же вы не позвонили? – домогалась я, выкидывая из своей сумки на стол сосиски, колбасу, бананы.
– Скорая?! – рявкнула в трубку Милка. – Здесь человек умирает! От голода! Старая женщина! Улица Свободы пятьдесят шесть – девятнадцать!
Ей ответили что-то официальное.
– Хорошо! – воскликнула Милка. – Я сейчас же вызову сюда полицию и журналистов. Как ваша фамилия?
Очевидно, фамилию назвать отказались.
Милка раскрыла рот – и нетрудно было догадаться, что из этого рта вылетит. Я выхватила у нее трубку.
– Если через десять минут не приедет машина, через пятнадцать минут здесь будет весь Дом печати, – как можно спокойнее сказала я. – И телевидение. А узнать вашу фамилию не проблема.
И сразу же положила трубку.
Действительно – скорая помощь прибыла через десять минут. Молодая докторша еще и накричала на нас с Милкой – где мы были раньше?!. Она выпалила какие-то многосложные медицинские названия с таким видом, будто не знать их – преступление. Санитары тем временем уложили Марию Николаевну на носилки и понесли из комнаты. Таро словно приклеился к хозяйской руке.
– Тарошку возьмите… – просила библиотекарша, уплывая. – Тарошку…
Я оттащила пса за поводок.
– Положение тяжелое, – сказала докторша. – Где же вы все были раньше? Сперва не покупают старикам лекарств, а потом вызывают скорую!
– На какие шиши? – спросила яростная Милка. – Вы хоть знаете, почем теперь эти проклятые лекарства?
Уж Милка-то знала…
– Хочу вас предупредить, – докторша вздохнула. – Надежды очень мало. Организм старый, изношенный… недоедание, авитаминоз… В общем…
– Ясно, – неожиданно лаконично отвечала Милка.
Таро, словно все поняв, отчаянно залаял.
Докторша, не прощаясь, вышла.
– Пакет муки… – сказала я. – Последний пакет муки…
Что-то в этом было такое… такое…
– Наследство! – воскликнула реалистка Милка. – Последний пакет муки и барбос!
– Последний пакет муки и барбос… – повторила я, и прозвучали эти слова на редкость тупо.
– Ты долго собираешься тут сидеть? – спросила она. – Где ключ? Надо все запереть. Как ты думаешь, у нее в России есть родственники?
Тут оставалось лишь
Последний пакет муки и барбос…
– Пошли, Тарошка, – сказала я псу. – Где твой поводок? Пошли, будешь теперь жить у меня.
Он посмотрел мне в глаза – и я снова почувствовала, что пес все понял. Он покорно протянул шею, чтобы я могла пристегнуть поводок, и пошел со мной, даже не обернувшись на комнату, где прожил всю свою собачью жизнь.
– Тебе только собаки сейчас недоставало, – заметила Милка.
– Что-нибудь придумаю, – как всегда, беззаботно ответила я. Но думалось вовсе не о том, что она имела в виду. Мне думалось о той ночи, когда синеглазый друид кричал про старую и новую магию, про болезненное и причудливое рождение магии!.. Если бы он успел выкрикнуть побольше!..
Чувствуя, что делаю очень важную, хотя с виду и нелепую вещь, я вышла вместе с Таро на кухню и открыла кладовку. Мария Николаевна ошиблась – кроме пакета муки был еще начатый пакет соли. И я положила их в старую хозяйственную сумку. Они были мне нужны… они уже стали мне совершенно необходимы… и знать бы – зачем?..
Выходить из подъезда на поводке этот рыжий тип отказался. И в самом деле – какое я имею право выводить его на прогулку? Для этого у него хозяйка есть?
Пришлось Милке нести мою сумку, а мне волочь за ошейник упирающегося пса. И что меня удерживало от непотребной ругани – я не знаю.
Иного выхода не было – Милка проводила меня до самого подъезда.
– Ну, пока, – сказала она. – Позвони завтра. Поговори с Эриком…
Теперь она искренне радовалась, когда Эрик часами рассказывал мне по телефону какие-то анекдоты из жизни своей лаборатории. Он знала – человеку, которого лишили будущего, необходимо что-то светлое в прошлом. И она не кричала с кухни, что он занимает телефон всякой хреномудией. Свобода и независимость пошли Милке на пользу…
Вообразив, как придется втягивать Таро вверх по незнакомой лестннице, я ужаснулась. Но забдерживать милку еще дольше не имела права.
Я отворила дверь в подъезд и сразу же затворила ее.
– Мил!
Она обернулась.
– Ну, что там?
– Пьяная сволочь какая-то. Засела на лестнице!
– Много их там?
– Один.
– Чтоб он сдох!
До чего же мы озверели, подумала я, до чего же мы озверели!..
На Таро надежды было мало. Коккер-спаниэли могут разве что погрызть хозяев, а вообще это псина не бойцовая.
Поди знай, кто и зачем меня там караулит…
Мы с Милкой вошли в подъезд вдвоем. Пьяная сволочь сидела на нижней ступеньке, сгорбившись носом в коленки. Я вдоль стеночки, держа Таро за ошейник, впритирку к своему бедру, обошла пьяную сволочь. Милка убедилась, что обошлось без приключений, и закрыла дверь с другой стороны.