Несвершенное
Шрифт:
Она стояла в дверях с отцом и заглядывала в комнату. В спальне Лиллиан царил полумрак, высокие свечи, создавали крохотные островки света в сумрачном море. Эш сидел на кровати, задрапированной белыми простынями, а Джаред уселся на низкий табурет на противоположной стороне комнаты.
В душе Кэми слегка морщилась от идеи проведения романтической акции на глазах у своего отца, но она была полна решимости прояснить эти отношения, поэтому покинула дверной проем и пошла туда, где сидел Джаред. Когда он поднял лицо, чтобы посмотреть на нее, она наклонилась и поцеловала
— Привет тебе, мечта-каноэ, — сказала Кэми. Она взяла его за руку и устроилась у него на коленях, обвив его руку вокруг себя — и он позволил, хотя она предположила, что отсутствие сопротивления с его стороны могло означать состояние шока — как бы то ни было, она повернулась спиной к выражению его лица.
К сожалению, она все еще могла видеть выражение лица своего отца.
— У тебя есть татуировки? — с подозрением спросил у Джареда Джон.
— Нет! — сказал Джаред и поспешно добавил: — Сэр.
Ее отец выглядел так, будто у него имелись дополнительные вопросы к Джареду. Кэми не питала больших надежд по поводу ответов: история насилия — есть; бедные преподаватели — есть; кожаная куртка — есть; мотоцикл — есть; лишение его дочери невинности — пока не успел проверить, но не от недостатка усердия, но потом всеобщее внимание переключилось на Лиллиан Линберн, стоящую у двери балкона. Лунный свет струился по ее длинным, светлым волосам, и длинный острый нож в руке окружал их обоих серебристым ореолом.
Кэми прижалась спиной к теплой и твердой груди Джареда.
— Жаль, что наши ножи Линбернов у Роба, — сказала Лиллиан. — Но любой нож может быть как проклят, так и благословлен.
— Правильно, но любой ли нож можно продезинфицировать? — спросил Джон. — В частности, этот?
Лиллиан улыбнулась, держа нож в лунном свете так, чтобы металл сверкал. Она была готова использовать его, и Кэми предположила, что она могла сделать это. Больше никто не придет. Когда всех спросили, хотят ли они увидеть, как мальчишки Линберны будут резать себя и связывать, Холли слабо заявила, что будет поглощена учебой, Анджела категорически отказалась, а Ржавый заверил всех, что он будет мыть голову.
— Ты хочешь спуститься со мной, Генри? — участливо спросил Джон.
Генри Торнтон стоял в одном из углов комнаты и выглядел бледным, но отрицательно покачал головой.
— Я никогда не видел, чтобы такого рода заклинание проводили ранее. Мне очень интересно посмотреть.
Джон приподнял брови.
— Ладно. Надо запомнить на будущее: чародеи — психи семь дней в неделю. Ты уверена, что хочешь остаться, милая? Или ты хочешь, чтобы я остался с тобой?
Кэми взглянула на своего отца. Папа твердо посмотрел на нее в ответ. Она знала, что он остался бы, попроси она его, и поддерживал бы, пойди что-то не так. Но она знала, что магия для него нова и странна, и куда страшнее, нежели для нее.
— Неее, пап, я в порядке. Пожалуйста, оставьте меня в спальне этого отеля с моим красавчиком-парнем. И несколькими его родственниками, и очень острым оружием.
— Ясно, я где-то сильно накосячил, когда растил тебя, — сказал папа. — Ну, я лучше пойду, пока Томо не достал водку.
Он нежно убрал Кэми за ухо выбившийся локон волос, а потом очень подозрительно посмотрел на Джареда и не сводил с него глаз, пока не покинул комнату.
Дверь за ним тихо закрылась, став сигналом к действию для чародеев. Лиллиан поднесла нож к своему лицу, приставив острое лезвие ко лбу и губам, и зашептала. Эш встал, его психоз бил по нервам Кэми, как двумя оголенными искрящимися проводами. Кэми пыталась сохранять спокойствие и распространить его на Эша. И она всем телом чувствовала, как рядом напрягся Джаред.
— Удачи с ужасающим кровь-и-нож заклинанием, мой тыквенный цветочек, — сказала Кэми, убирая его руку с талии и вставая, чтобы дать ему возможность подняться.
После этого она чмокнула его в уголок рта.
Джаред помолчал, а затем сказал:
— Спасибо.
Это было почти поощрение, подумала Кэми. Она даже не знала, откуда было взяться этому немому языку нежности, кроме как из ее врожденного ужаса перед серьезностью происходящего, но это подействовало на Джареда как удар шокера. Это работало, когда ничего уже не срабатывало, и пришлось использовать то, что у нее было.
Кэми спрашивала себя, должна ли она засчитать как победу то, что он, похоже, не станет активно пытаться мешать ее плану, встречаться с ним. Хотя, он и не особо активно в этом участвовал, так что, может быть, это была ничья.
Лиллиан пробежала своими кроваво-красными ногтями по блестящей поверхности ножа.
— Встаньте на колени, — сказала она своим мальчикам, — и обнажите ваши руки.
— Хорошо, что я надел майку, — сказал Джаред, оглядываясь назад, чтобы обменяться краткой улыбкой с Кэми. — Потому что не стал бы раздеваться догола. Без вариантов.
Эш расстегнул пуговицу на манжете рубашки и закатал рукава выше локтя. Джаред подошел к столу возле двери и взял небольшой моток, лежащий там, быстро раскручивая тонкую, грубую веревку между ладонями.
— Будь осторожен, чтобы не порезать артерию, — велела Лиллиан. Она подошла к краю кровати, где сидел Эш, и протянула ему нож.
Эш посмотрел на нее, ища успокоения. Его лицо казалось таким открытым и незащищенным в лунном свете. Лиллиан встретилась с его взглядом на мгновение, ее лицо было спокойно и неподвижно, как у статуи, тронутой лунным светом, но без эмоций. Она повернулась и пошла обратно к балконной двери, где застыла бесстрастным, серебристым силуэтом на фоне стекла.
Эш медленно опустился на колени на ковер у подножия кровати, в круг от лампы. Кэми ощущала, как одиноко он себя чувствовал, словно круг света был островом, далеким от кого бы то ни было, потому что никто даже не шевельнулся, чтобы подойти к нему.
Сострадание затопило Кэми, оно казалось таким подавляющим и обжигающим, что походило на страсть. Лицо Эша и его сердце устремились к ней, как к солнцу. Он был похож на молодого поэта, с его позолоченными волосами и в помятой рубашке, и с надеждой в глазах.