Несвобода
Шрифт:
У него заходили желваки, но отец снова сдержался. Не зря столько времени прошло — он, как и я, настраивался на эту встречу:
— Я понять только не могу, чего ты добиваешься? Скажи свои условия, и мы с матерью подумаем. Но вот это все, — он махнул рукой в сторону, видимо, показывая скромную по его меркам квартирку, — просто детский сад.
— А я ничего не добиваюсь, правда, — легко пожала плечами. — Просто не хочу возвращаться ни на каких условиях. Можно?
Он исподлобья глянул на меня:
— Вот так, да? Вычеркнула всех родных из жизни и спишь спокойно?
— Почему же? Я не вычеркнула, на время отдалилась. Когда-нибудь я выйду замуж, рожу вам внуков и буду так счастлива, что не смогу не поделиться с вами. Примете мой выбор — прекрасно, не примете — так я к тому времени уже привыкну. Я хочу сказать, что никакое ваше решение больше не будет влиять на меня, а там уже сами думайте — вычеркивать меня из жизни или нет.
Отец очень долго переваривал эту информацию, но надо отдать ему должное — голос он так и не повысил:
— Замуж? Не за Вадима ли?
— Да нет же! — я удивилась такому повороту. — Пока только гипотетически! Нет у меня ничего с Вадимом. Он помог мне в самом начале, финансово, на этом все.
— Ну да, просто помог, — недоверчиво ухмыльнулся отец.
Я перевела взгляд на окно. Бесконечно устала. Пусть все меня оставят в покое.
— Знаешь, пап, а мир оказался странным местом. И многие люди готовы помогать: моя одногруппница, ее родители, брат Леры… Вадим стал просто одним из таких людей. Он даже не подозревал, кто я такая. Ты ведь видишь, что я живу здесь, а не с ним.
Это была не совсем правда, Вадим-то как раз своего не упустил, но отцу это знать необязательно. Он встал, тяжело вздохнул:
— Я все думал про него. Ведь замечательная семья, прекрасное образование и воспитание — и нате. Теперь его даже в семейном реестре не упоминают. Думаю, ты в курсе, чем он занимается… Впереди его ждет или тюрьма, или смерть в очередных разборках. Последнее даже лучше для его семьи. Я из чистого уважения к его родителям не стану его трогать, если ты мне не врешь, конечно. Пусть это черное пятно его семья и несет, мне своих проблем хватает. Но ты? Такой же судьбы хочешь?
— У меня другая судьба, пап. И она не связана ни с Вадимом, ни с вами.
— Пусть хотя бы так… У твоей матери юбилей в следующем месяце. Мы много в тебя вложили, отплати хоть чем-то. Приди и покажи всем, что в моей семье полный мир. Это меньшее, что ты можешь для нас сделать, если в тебе еще хоть капля совести осталась.
Положил на стол бумажку — не приглашение даже, а просто записка с адресом и местом. Прийти на праздник я бы могла, ведь родным так важно сохранение репутации. Пусть я сбежала, пусть меня на других приемах не видно, но мое присутствие на юбилее всем заткнет рты. Мало ли, какие бзики у Коломенских случаются? Услуга за свободу, все честно. Но я не ответила, потому что не знала, как сказать: для мероприятия такого уровня у меня даже наряда нет, а единственное приличное платье осталось в доме Вадима.
Он еще долго стоял молча, а я не отрывала взгляда от окна. Потом ушел, не прощаясь. Я с облегчением выдохнула, только когда дверь хлопнула.
Это тоже знак. Отец подвел меня к нескольким важным выводам. Домой я не хочу еще сильнее, чем раньше. Ничью репутацию спасать не хочу. И не хочу узнать, что для моей семьи было бы лучше, чтобы я погибла, чем стала «черным пятном». А у Вадима, в самом деле, не такое уж и светлое будущее. Он ведет себя, будто неуязвимый, но это совсем не так. Возьмется за него мой отец или кто-то подобного статуса, и Вадиму жизнь медом не покажется. И это только вопрос времени — когда же он нарвется.
Лере пришлось кратко объяснить, а то соседку разорвало бы от любопытства. Мол, сбежала из дома, но хочу жить самостоятельно. Она так растрогалась, что принялась хлопать меня по плечу со словами поддержки и заставила пообещать, что я никуда из квартиры не уеду. Хотя бы до тех пор, пока не обзаведусь стабильным и законным доходом. Только в этом случае она сможет спать спокойно. Казалось, что в ней есть все достоинства Кирилла — легкость характера, дружелюбие, но нет его непроходимого инфантилизма. Мы пока не стали подругами, но вполне могли стать. Теперь я намного лучше разбиралась в людях, уже не бросалась к любому, кто доброе слово скажет, не навязывалась, и могла с уверенностью сказать, что с этой девушкой мы вполне можем сойтись. Но только если все произойдет естественно. Я поняла, что в вопросах дружбы избыточные усилия только вредят.
Вадиму позвонила только на следующий день после обеда. Он сразу настроился на рабочий лад:
— Что-то случилось? Менеджеры не сообщали о проблемах.
— Нет, ничего не случилось.
Его голос стал другим — мягче, тише:
— Арин, говори уже. Что-то произошло?
Дала себе только секунду на короткий вдох.
— Я звоню, чтобы сообщить — я увольняюсь. Моя подруга привезет твой ноутбук. Пожалуйста, переведи звонки с моего номера на свой.
Пауза. И очень сухое:
— Может, встретимся, и лично об этом скажешь?
— Нет.
Я судорожно успела отключить вызов, чтобы не услышать что-то еще. Мне совершенно точно пока нельзя его видеть — я ведь до сих пор не научилась отталкивать. Странно, что отец не установил слежку раньше, но теперь-то уж точно приглядывает. Быть может, в будущем Вадима и есть только тюрьма или смерть в разборках, но это точно не произойдет от моего содействия. Решение было не только в этом, просто последняя капля, запускающая доводы разума. Если я сама не могу оторваться, а ведь именно это я и собиралась сделать уже давно, то намного проще убедить себя, зная, что любое мое действие может его закопать. Знаки просто идеально сошлись в одной точке, и оттого на душе полегчало. Выбор беспокоит только до момента выбора, а не после.
Глава 24
Лера согласилась отвезти Вадиму ноутбук, но побуждала ее скорее не моя просьба, а отчаянное любопытство. Он взял молча, вообще ни слова не сказал. Зато она потом весь вечер с круглыми глазами щебетала, что ожидала увидеть совсем другое — по рассказам братца, как минимум, тираннозавра. А тут молодой и такой привлекательный… Ну да, сложно ей объяснить, что под симпатичной оболочкой именно тираннозавр и прячется. Хотя он даже не особенно-то прячется — просто Лере посчастливилось не услышать от него ни единого слова.