Нет Адама в раю
Шрифт:
Он подхватил ее на руки.
– Я умираю, папочка, - пролепетала сквозь слезы Анжелика.
– Дьявольщина!
– прохрипел доктор Саутуорт.
Но Анжелика его не слышала. Она обхватила ручонками папину шею и прижалась к его теплой щеке. Раз ей суждено умереть, она умрет в отцовских объятиях.
– Не бойся, малышка, ты не умираешь, - сказал доктор Саутуорт.
Мужчины обмыли девочку, а потом доктор Саутуорт сходил и принес ей одну из собственных ночных рубашек.
– Вот, одень это, Анжелика, - ласково произнес он.
–
– Нет, - возразил Арман.
– Она вовсе не грязная. Ничего необычного не случилось.
Вот как Анжелика Бержерон узнала про менструальный цикл. Она сидела на коленях у отца и слушала во все уши. Две таблетки аспирина уняли ее дрожь, а несколько капель бренди в стакане с теплым молоком, который заботливо подставил ей отец, погрузили Анжелику в дремоту. Она уже почти спала, когда в комнату вошла Моника.
Она подняла с пола окровавленную ночную рубашку дочери и накинулась на мужа.
– Что вы с ней сделали?
Анжелика не открывала глаз, но от нее не ускользнул холод в голосе отца.
– Мы рассказали ей о том, что должны были давным-давно объяснить.
Моника взяла стакан с остатками молока и принюхалась.
– Так я и думала, - сказала она.
– Вы со своим пьяницей-дружком решили споить мою дочь. Анжелика! Просыпайся.
– Моника.
– Арман даже не повысил голос, но Анжелике показалось, что он кричит.
– Замолчи!
Анжелика услышала, как мать охнула.
– Если у тебя самой какие-то идиотские представления о том, какой должна быть женщина, это не значит, что тебе дозволено портить ребенка. Я этого не потерплю. Уж можешь мне поверить.
– Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном?
– взвилась Моника.
– Ты не у себя в пекарне!
– Я обращаюсь к тебе, Моника, - продолжал Арман все тем же ровным голосом.
– Я не позволю тебе испортить жизнь моему ребенку.
– Твоему ребенку!
– вскричала Моника.
– А я, по-твоему, уже и не мать?
– Мать, конечно, - кивнул Арман.
– Хотя и против собственной воли.
Он закутал прикидывавшуюся спящей Анжелику в свое пальто и на руках отнес ее домой и уложил в постель.
– Можешь открыть глаза, малышка, - сказал он, склонившись над дочкой.
– Она внизу.
Анжелика улыбнулась, а Арман погладил ее по волосам и поцеловал.
– Спи, моя милая, - сказал он.
– Завтра поговорим.
Вскоре Арман рассказал дочери о том, чем различаются мужчины и женщины, и как появляются на свет дети. Он не скрывал от Анжелики ничего, но говорил так бережно и доверительно, что девочка прониклась к нему всей душой. Когда они беседовали, Арман разговаривал с ней, а не просто говорил или обращался к ней, он умел слушать дочку так, словно ему и впрямь важно было узнать ее мнение, посоветоваться с ней. Иногда затевали беседы на серьезные темы, но чаще придумывали веселые забавы, которые тщательно скрывали от матери.
Некоторое время назад доктор Саутуорт
– С тех пор как доктор обучил тебя водить этот драндулет, у меня нет ни минуты покоя, - ворчала Моника.
– Я не хочу, чтобы Анжелика каталась с тобой. Это опасно, и в машине грязно.
Кончилось тем, что Арман и Анжелика перестали разговаривать об автомобиле при Монике. Но иногда после ужина Арман брал дочь за руку и спрашивал:
– Не хочешь немного прогуляться перед сном?
И они с Анжеликой спешили к дому доктора Саутуорта, где их ждала замечательная машина. Они долго катались по мощеным улочкам Эймити, и Анжелике казалось, что она птичка, которая порхает в поднебесье. Она только мечтала, чтобы это никогда не кончилось.
– Не беспокойся, малышка, - говорил ей Арман, когда прогулка подходила к концу.
– Потом будет еще лучше, обещаю тебе.
Лучше становилось, когда Арман выходил из глубокого запоя - именно тогда он возвещал, что чувствует себя могущественнее, чем президент Соединенных Штатов и король Англии, вместе взятые.
Тогда они с Анжеликой отправлялись в поход или даже куда-нибудь уезжали. Чаще всего на несколько часов, иногда на целый день, а несколько раз - о, как это было чудесно!
– на весь уик-энд. К двенадцати годам Анжелика успела уже повидать Бостон и даже побыать в Провиденсе - никто из детей, что посещали городскую школу Эймити, не мог похвастать тем же. Ночевала Анжелика в гостинице и завтракала в постели, в то время как отец читал ей вслух газету и постоянно смешил, разговаривая разными голосами.
Он купил ей бархатное пальмишко с бархатной же муфтой, и Анжелика, вышагивая рядом с отцом, чувствовала себя первой дамой в Бостоне. Обедая в гостиничном ресторане, она ела такие волшебные яства, как салат из свежих фруктов со взбитыми сливками, яблочный пирог "а ля мод" и даже кофе со сливками и двумя кусочками сахара, в то время как ее отец заказывал и поглощал невозможную гадость вроде сырых устриц.
– Устрицу нужно жевать, - назидательно говорил Арман, запихивая в рот отвратительного вида комок, - не глотать целиком. Вот. Попробуй, как я.
Но у Анжелики ничего не выходило, и Арман заботливо подносил ей ко рту салфетку, чтобы девочка могла незаметно для окружающих выплюнуть недожеванную устрицу.
О, папочка, - как-то раз сказала Анжелика, - как мне не хочется возвращаться домой. Как жаль, что мы не можем переехать в Бостон и остаться жить в этой гостинице. Только вдвоем - ты и я.
Арман Бержерон жевал, не отрывая голову от тарелки, и почувствовал неимоверное облегчение, когда к их столику подошел официант.
– Хотите еще кофе?
– спросил он.