Нет Адама в раю
Шрифт:
– Понимаешь, милочка, - говорила Генриетта, - большинство мужчин глупцы. Мужчина счастлив до тех пор, пока ему удобно. В этом весь секрет. Причем существует масса путей сделать так, чтобы мужчине было удобно. У него должно быть вдоволь еды, вина и теплое жилище. Если он еще вдоволь нарезвится в постели и вобьет себе в голову, что силен как бык, то для счастья ему уже ничего больше не надо.
Моника покосилась на бабушку и улыбнулась.
– И еще, Моника, запомни - мужчина может лечь в постель не только со своей женой, но и с другой женщиной. Для него это совершенно естественно. Но вот твоя мать, в отличие от нас с тобой, этого
Щеки Моники залились ярким румянцем.
– Но это ужасно, - пролепетала она.
– Боже, какой стыд!
– Нет, - сказала Генриетта, - это вовсе не ужасно. Просто это правда. Некоторым женщинам это нравится. Они обожают, когда их целуют и ласкают. Они начинают шумно дышать, как только чувствуют на себе мужской взгляд. Клодетта была именно такой, а вот я сделана из другого теста. Как, наверное, и ты. Но скажи мне правду, Моника, неужели тебе и вправду никогда не хотелось испытать мужского прикосновения?
– Нет!
– вскричала Моника.
– Никогда. Я даже мысли такой не допускаю.
– Придется с этим покончить, - заявила Генриетта тоном, не терпящим возражений.
– Послушай меня. Для женщины брак - самый удобный и простой способ устроить свою жизнь. Осмотрись вокруг, Моника. Как, по-твоему, мне удалось всего этого достичь? Оставаясь старой девой? Нет. Я вышла замуж за Жана Монтамбо и постаралась выжать из него все, что только можно. Жан был бы счастлив до конца своих дней ворочать вилами на какой-нибудь занюханной ферме, но такая жизнь не приносит достатка. Я ему так и заявила, в первый же день. Другое дело - покупать продукты у окрестных фермеров, а потом перепродавать их с барышом на базаре или же в отели и рестораны. Первое время Жан упирался, а потом понял, что я права. Мы занялись оптовыми поставками продовольствия и быстро нажили приличное состояние, благодаря чему мне и удалось приобрести этот дом и пожить в свое удовольствие без особых забот. У меня была дочь, а мой муж бросил меня один-единственный раз, уйдя в могилу. Есть много способов, моя девочка.
– В каком смысле?
– спросила Моника.
– Я не поняла.
– Можно выйти замуж и пользоваться всеми благами семейной жизни и в то же время не испытывать - ну, скажем, некоторых неудобств. Да. Главное создать для мужа уют в доме, всегда сытно и вкусно кормить, следить за его одеждой, ну и, по возможности, родить ему ребенка, чтобы потешить его мужскую гордость...
– А как же...
– Подожди, - Генриетта предостерегающе подняла руку.
– Рано или поздно даже самый глупый мужчина осознает, что унизительно всякий раз просить жену, когда ему хочется удовлетворить свою похоть. Тогда он заводит себе любовницу, а умная жена держит рот на замке и с улыбкой на устах возносит хвалу Господу за то, что ее оставляют в покое.
– Но это же может ее опозорить!
– воскликнула Моника.
– Опозорить?
– изумилась Генриетта.
– Поверь мне, ни один нормальный мужчина никогда не захочет, чтобы его жене стало известно о том, что он завел себе другую женщину. Можешь быть уверена, что он будет крайне скрытен и осторожен. Иногда это даже забавно - наблюдать со стороны. К тому же, нет ничего страшного в том, что кто-то что-нибудь заподозрит и немного посудачит. Клянусь тебе - я никогда этого
Той ночью Моника долго не могла сомкнуть глаз. Интересно, думала она, сколько женщин могли распланировать свою жизнь столь же продуманно и тщательно, как Генриетта. Должно быть, немногие. Вот почему трущобы Ливингстона и подобных городков сплошь населяли женщины вроде Жоржетты Монтамбо или Жаклин Жоликер, которые ютились в тесных и убогих, переполненных жильцами комнатенках и каждый год рожали детей. Детей, которых приходилось забирать из школы и отправлять на фабрики, чтобы они зарабатывали деньги на еду и одежду для других детей. Такие женщины, как Жоржетта и Жаклин рано старились и умирали молодыми, прожив жизнь в грязи и ничего в ней так и не повидав, кроме нищеты и трудностей, скотов-мужей, да вечно визжащих детей.
Нет, думала Моника. Помоги мне, Господи. Только не это!
Охваченная паникой, она соскочила с кровати и кинулась к зеркалу.
Я же такая молодая, думала она, и, по слова Grand-mere, прехорошенькая. Моника посмотрелась в зеркало, и сердце ее на мгновение замерло.
Это правда, подумала она, я и в самом деле красива. Я могла бы найти себе мужчину, если бы захотела. Я могла бы выйти замуж, обзавестись чистым и уютным домом и никогда не возвращаться в Ливингстон. И тогда мне бы никогда не пришлось работать на фабрике.
На следующее утро Моника отнесла в спальню бабушки поднос с завтраком и терпеливо сидела, дожидаясь, пока Генриетта не выпьет первую чашечку кофе.
– Я не спала почти всю ночь. Grand-mere, - сказала наконец Моника. Я все обдумывала то, что ты мне вчера сказала.
– Ну и?..
– спросила старушка.
– Я поверила каждому твоему слову.
Генриетта посмотрела на свою внучку, кожа которой казалась свежей и атласной даже в ярких лучах утреннего солнца, и вдруг рассмеялась.
– Мы закатим вечеринку, - заявила она.
– Да-да. Веселую шумную вечеринку, на которую я созову множество друзей. Так я отпраздную свое выздоровление, а заодно представлю всем мою замечательную внучку из Соединенных Штатов Америки. Ну и повеселимся же мы! Ведь с тех пор, как закончилась война, Монреаль так и кишит привлекательными молодыми людьми. Теперь беги вниз и приведи Селесту. Мы должны начать готовиться. И скажи Бланш, чтобы Норман поднялся ко мне, как только придет. Поспеши, дитя мое. Не мешкай.
Но, едва Моника подбежала к двери, Генриетта остановила ее.
– Подожди, - сказала она.
– Прежде, чем мы устроим этот праздник, тебе предстоит кое-чему научиться. Причем обучать тебя буду я сама.
– Чему?
– спросила Моника.
– Например, как увлечь мужчину и сделать так, чтобы он сходил с ума по тебе, - ответила Генриетта; ее звонкий смех еще долго звучал в ушах Моники.
Моника Монтамбо и не могла мечтать о такой вечеринке и о платье, которое ей досталось. Сам портной Генриетты лично скроил это платье. Оно было сшито из белоснежного шелка, украшено розочками и приоткрывало плечи.