Нет Адама в раю
Шрифт:
О Боже, подумала Лесли. Начинается.
– Лесли, - быстро сказала Джулия, - ты не поможешь мне на кухне?
– Да, конечно, - благодарно ответила Лесли. Анжелика выпила большую часть своего мартини и рассмеялась.
– Да, Лесли, пойди в кухню и помоги миссис Донати. Представляю себе, какими тяжелыми должны быть эти лоханки со спагетти.
– Мама, - начала Лесли, но Джулия мягко прервала ее, улыбаясь.
– У нас будет ростбиф.
– У вас очень богатое воображение, - сказала Анжелика.
– Да, Джо, это прекрасное мартини. Еще, пожалуйста.
– Но вы
– Вы хотите, чтобы я меньше пила, Джо?
– спросила Анжелика.
– Конечно, нет, - ответил Джузеппе, спеша наполнить ее бокал.
– Вот так-то лучше, - сказала Анжелика, - намного, намного лучше. Теперь вы можете сесть.
Казалось, никто не может произнести ни слова, а Анжелка, улыбаясь, переводила взгляд с одного лица на другое.
– А теперь скажите мне, - сказала она, наконец.
– Почему вы хотели со мной встретиться?
Снова все промолчали, а у Лесли было чувство, что это - дурной сон.
– Тогда я скажу вам, почему, - ответила Анжелика среди всеобщего молчания.
– Вы надеялись с помощью каких-то несчастных уловок убедить меня в том, что ваш сын очень подходит в качестве супруга для моей дочери. Так вот, он не подходит.
Джулия Донати побелела:
– Но послушайте...
– начала она.
– Нет, это вы послушайте, - оборвала ее Анжелика.
– Вы послушайте. Я не хочу, чтобы моя дочь связалась с компанией итальяшек. И это окончательно.
– Миссис де Монтиньи, - сказал Джино.
– Я собираюсь жениться на Лесли, независимо от ваших оскорблений. Меньше чем через пять месяцев ей исполнится восемнадцать лет, и она навсегда освободится от вас.
– Заткни свою проклятую вонючую глотку!
– заорала Анжелика.
– Нет, миссис де Монтиньи, - отвечал Джино.
– Это вы заткните свою.
– Джино!
– воскликнула Джулия.
– Нет, мама, - ответил Джино.
– Я знал, что она будет так вести себя. Ну, так мне все равно. Я не собираюсь уступать ей Лесли.
– Ты - мерзкая скользкая дрянь, - холодно сказала Анжелика.
– Если бы ты знал, о чем говоришь, ты бы спасибо мне сказал, что я спасаю твою грязную шкуру.
Она не попросила Джузеппе, чтобы он налил ей еще. Она просто подошла к столу и небрежно наполнила свой бокал из кувшина с мартини.
– Лесли, - прошептала Алана, - давай уведем ее отсюда! Прямо сейчас!
Но Анжелика обернулась, опершись о стол, и смотрела, прищурившись, на свой бокал.
– Кстати, засранец, - сказала она, повернувшись к Джино, - тебе Лесли говорила когда-нибудь, что ей вообще нельзя выходить замуж?
– Что вы имеете в виду?
Анжелика посмоторела на него:
– Вы, макаронники, всегда любите хвастаться своими сыновьями, верно? Я думаю, Лесли не сказала тебе, что никогда не сможет иметь сына? А если сможет, то он будет безнадежно болен.
– Мама, о чем ты говоришь?
– воскликнула Лесли.
– Гемофилия, - мягко ответила Анжелика.
– Гемофилия, Джино. Ты знаешь, что это такое? Конечно, нет. Ну, так я скажу тебе. Это редкое заболевание крови, которое передается в моем семействе через женщин всем мужчинам. Если ты женишься на Лесли и у вас будет сын, он погибнет от смертельного кровотечения.
– Ты врешь!
– закричала Алана.
Анжелика не обратила на нее никакого внимания.
– И это еще не все. О, нет. Не так быстро. Знаешь ли ты, например, что в семье есть и другая болезнь. Да, к сожалению. Бабушка Лесли. Совершенно чокнутая. Уже много лет сидит в сумасшедшем доме.
– Лесли рассказывала мне о бабушке, - ответил Джино, покраснев от гнева.
– Она сказала мне сразу же, как только мы полюбили друг друга.
– Я знаю от очень хорошего врача, - продолжала Анжелика, снова наливая мартини, - что эта болезнь наследственная. Иногда она пропускает поколение, как, например, наше, но кто знает, когда она проявится? У Лесли? У ее детей?
– Я не могу больше этого слушать!
– закричала Джулия.
– Послушайте, вы, мне не нужны ваши эмоции, - сказала Анжелика. Ваши итальянские истерики все равно не растопят лед. Это вы пригласили меня сюда, чтобы поговорить. Ну так вы этого добились.
– Она обернулась к Джино: - Ну, и что ты теперь думаешь по поводу женитьбы на Лесли?
Алана, застывшая, как и все в комнате, вдруг обнаружила, что может двигаться. Как будто бы она была одна и только это ненавистное улыбающееся лицо перед ней, блестящие глаза и красные губы, открывающие белые-белые зубы, было единственным, что существовало в этом мире.
– Ты - грязная тварь!
– закричала она Анжелике.
– Ты мерзкая лгунья! Это неправда, что мой брат умер от болезни. Ты убила его, ты и доктор Гордон. Я слышала, как ты говорила об этом. Ох, сколько же раз я тебя слышала. И видела тоже. Тебя, совсем раздетую, и его, как он тебя трогает, и целует, и говорит тебе, как это прекрасно. А ты его спрашиваешь, правда ли, что ты самая лучшая из всех, с кем он спал, и ваши приклеенные рты, и вы оба катаетесь по дивану, по полу...
Вся боль и ненависть, которые накопились за годы, выплеснулись из нее. Все годы, которые она провела, прячась под лестницей, наблюдая и слушая, в испуге и ужасе, ненавидя и любя, и в ожидании любви. Все эти длинные годы одиночества.
– Он говорил тебе, что ты стройная и упругая, как молодая девушка, и как это здорово, что можно ничем не пользоваться, а ты спрашивала его, действительно ли он доволен, что ты не можешь больше забеременеть, что ты стерилизована, дорогой, ты говорила - а он отвечал - да, да, да.
Анжелика де Монтиньи смотрела на Алану. Она видела, что девочка кричит на нее, потому что рот ее был открыт, некрасиво открыт, но Анжелике было все равно.
Дорогой Майлс, думала она как во сне. С самого первого свидания с ним не было никаких неприятностей. Любимый, дорогой Майлс.
Она так ясно видела его лицо, поначалу почти багровое от гнева, но не надолго.
Анжелика улыбалась, улыбалась и улыбалась и вообще не слышала Алану. Как будто ее вообще не было в комнате.
– Ради Бога, Майлс, - сказала Анжелика в тот день, когда они уселись за темным угловым столиком в коктейль-баре Ливингстонской гостиницы, неужели ты думаешь, что сможешь сохранить в тайне свое убежище для гангстеров?