Нет Адама в раю

Металиус Грейс

Трудно было поверить, что с губ ангела могут слетать такие слова.

– Мы сделаем кесарево сечение, - сказал он.
– Это просто, Анжелика. Мне нужно будет только убрать по дюйму от каждой трубы и это никогда не повторится.

– Угости меня рюмочкой, - сказала она.

– Я не могу сейчас.

– Ты можешь всегда, когда я хочу этого, - ответила Анжелика.

Слава Богу, думал в тот день доктор Гордон, стоя у операционного стола, что у меня есть возможность это сделать, что у меня есть своя собственная клиника. Но все равно он

волновался.

Отрежь эти трубы, Майлс. Отрежь пуповину у ребенка. Перевяжи ее. Скорей, скорей, скорей! Ничинай шить. Быстрей!

Я никогда не видел так много крови.

Пожалуй, когда все кончу, выпью две или три рюмки, подумал он. Теперь все в порядке, она стерилизована. Швы наложены и с ребенком все в порядке. Теперь няня может продолжать. Я свое дело сделал.

Он повернулся к няне: - Наблюдайте за этим ребенком, - сказал он.
– Я хочу, чтобы за ним было постоянное наблюдение.

Он никогда по-настоящему не доверял Эстер как няне. Эстер была склонна к небрежности. Она стала няней только потому, что это была профессия, ведь если у тебя есть профессия, то ты уже человек.

И Эстер ответила:

– Конечно, доктор.

Но ведь девушке нужно иногда выпить чашечку кофе или выкурить сигарету. И вот Стефен де Монтиньи лежал в своей кроватке и жизнь вытекала из него - капля за каплей. Сколько капель крови может быть в маленьком, совсем крошечном ребенке?

– Что вы наделали?!
– закричал доктор Гордон, который вернулся в клинику позже и зашел посмотреть на ребенка.

Но было слишком поздно, и никто не мог спасти Стефена.

– Боже мой, где же вы были?
– раздраженно спросил он Эстер.
– Почему вы не следили за ним?

Доктор Гордон повернулся и направился к комнате Анжелики. Что-то заставило его вернуться. Что? Разве он знал? Но почему?

Несчастный случай, убеждал он себя, идя по длинному холлу. Несчастный случай. Я не хотел этого. Было так много крови, и на все просто не хватало времени. Я должен был проверить ребенка, прежде чем доверить его няне, особенно такой, как Эстер, но вдруг я почувствовал, что мне надо уйти оттуда.

Но я вернулся.

– Он умер. Он умер, Анжелика, - сказал доктор Гордон, стоя у ее кровати.

– Но я жива.

– Анжелика, твой сын умер.

Анжелика пожала плечами.

Начать с того, что она никогда не хотела сына, и все, о чем она сейчас думала, это когда же она сможет вернуться домой.

– Что ты сделала?
– спросила Моника у нее ночью.

– Мама, он умер. Ребенок умер.

– Он умер, как твой отец?

– Нет, мама, не так. Может быть, у нас такая судьба, чтобы рядом с нами не было мужчин. Я скажу тебе, мама, что такое рай - это чтобы у тебя было все время то, чего ты хочешь. Для этого мне не нужен мужчина.

Моника посмотрела на нее и подумала: Боже, кого я родила?

– Мама, не смотри так, как будто у тебя разбито сердце. Мы же этого хотели, и ты и я. Райский сад - это единственное место, где можно обойтись без мужчины.

Моника только посмотрела на нее и подумала: я убила его. Я убила своего внука.

Она все стояла и смотрела на Анжелику, на ангела.

И Анжелика улыбалась ей своей милой улыбкой.

– Анжелика, скажи мне, это правда, что у него было смертельное кровотечение?

– Конечно, мама. Гемофилия. Это болезнь аристократов, а я ведь всегда была принцессой.

Моника была даже не в состоянии заплакать.

– И много было крови?

– Да, конечно, мама.

– Как у твоего отца?

– Нет, мама, не так. У отца не было кровотечения. Ты же знаешь.

Кроме Моники, никто больше не слышал, как плакал Этьен. Она слышала. У нее было странное ощущение. Она не могла назвать это другими словами странное чувство. Никогда за всю свою жизнь она не чувствовала себя так странно.

Сколько крови! Сколько крови, думала она, я утону в ней. Но я не убивала его! Я не убивала Армана! Я не убивала Стефена!

Она кричала и Этьен нашел ее на полу.

– Я умираю в океане крови.

– Я слышала тебя, - кричала Алана.
– О, сколько раз я тебя слышала. Ты можешь тут пытаться обмануть Лесли и всех Донати, но меня ты не обманешь. Я слышала это вместе с бабушкой, и я слышу это вместе с тобой каждый день и каждую ночь.

– Пожалуйста, не обижайте друг друга, - всхлипнула Лесли.

Но ее никто не услышал. Алана и Анжелика смотрели друг на друга.

– Мама, пожалуйста!
– кричала Лесли.
– Пожалуйста!

Неожиданно Алана повернулась к ней и сказала:

– Я столько раз слышала, как ты говоришь: "Пожалуйста, не обижайте друг друга". Мне не нужна ни ты, ни твои просьбы. Я тебя слышала много лет и старалась что-то исправить. Ты хотела хорошего мужа, Лесли. Теперь у тебя есть Джино. Ради Бога, отвяжись от меня. Знаешь, от чего меня тошнит? Не от Анжелики, а от тебя, да, я устала и меня тошнит от тебя. Я хочу стать тем, кто получает. Я уже беру, беру и беру. А что ты будешь делать Лесли? Ты увидишь, что ошиблась, потому что я не соответствую тому светлому представлению о мире, которое у тебя существует. Кому нужен Адам в раю? У нас может быть рай без него, Лесли, поэтому не говори ни слова.

Лесли только посмотрела на нее и сказала:

– Пожалуйста, не делай так, не надо.

– Слушай, - сказала Алана, - с меня хватит. По самую макушку. Я же тебе сказала. Отныне я собираюсь твердо помнить, что единственное, что для меня важно, - это я. Я, Лесли, только Алана, ясно?

Она оглядела комнату. Впечатление было такое, как будто всех заморозили во время игры в шарады. Анжелика у кувшина с мартини, с раскрытым ртом. Лесли, ее лицо было закрыто белокурыми волосами. Семья Донати с выражением смущения на лицах, как будто они, находясь в кинотеатре, только что поняли, что они смотрят не тот фильм, который объявлен в афишах. И Джино, огромный и бесстрастный, глядящий на Лесли с любовью в глазах.