Нет худа без добра
Шрифт:
В обязанности юнге вменялась простая, обыденная работа. Проще сказать, мальчишка всегда и у всех был на подхвате, начиная с капитана и кончая матросом, каждый имел полное право командовать им. Ванюшка не роптал на мужиков, от работы не отлынивал, при случае и сам помощь предлагал. На посылках чаще всего находился у капитана. На стоянках бегал с какими-то бумагами, на словах передавал информацию от Семеныча, помогал Генке доставать еду.
Когда просили подсобить в погрузке или разгрузке баржи, не отказывался, подставлял свою спину под мешки, тем более, за это платили отдельно. С особым удовольствием помогал Матвею в механическом отделении. К машинам парень
Матвей, в свою очередь, оказывал негласное покровительство сообразительному, работящему юнге. Он замечал, как буквально на лету, паренек учится премудростям профессии, как быстро усваивает объяснения наставника. Ему нравилась в Иване та самая крестьянская жилка, что отличает мужиков от сохи от городских соплеменников.
Сам Матвей прикипел душой к деревне, хоть и работал на реке, но земли не чурался. Предъявлял свои права на помощь со стороны юнги и матрос Генка. На камбузе всегда находилась работа. Иван чистил картошку, драил палубу и гальюн. Вообщем, без всяких отговорок выполнял требования команды, чем заслужил уважение. Генка, пользуясь непосредственностью и доверчивостью, частенько разыгрывал паренька. Делал это беззлобно, больше для настроения. Юнга не обижался. Вот так жила команда буксира.
За навигацию все умудрялись неплохо заработать. Когда в погрузке-разгрузке поучаствуют своими спинами, мешки да бочки потаскают, когда сторонних людишек привлекут и свой процент получат, когда «левочка» прихватят, когда неожиданные пассажиры подвернутся. Словом, жили, как могли, вертелись. В перерывах между навигациями, Иван приспособился подрабатывать разовыми заработками. Опять же, приученный с детства к труду, дрова колол, снег чистил, истопником нанимался, подледной рыбалкой промышлял. А как лед на Волге сходил, опять на родной буксир возвращался.
Так и тянулась бы холостяцкая жизнь Ивана, не познакомься он случайно у колонки с девушкой. Та набрала воды в ведро, да поскользнулась на наледи. Упала, воду на себя вылила. Пожалел парень бедолагу. Поднял, помог с ведром управиться, до дому проводил. Завязалась, как оно водится, сначала дружба. Случилось это сразу после Рождества в одна тысяча девятьсот двадцать четвертом году. Будущему жениху исполнилось тогда восемнадцать лет. Девушка оказалась двумя годами старше, хоть выглядела совсем подростком. Зацепила за душу Ивана печальная история новой знакомой.
Надежда, как Иван, оказалась тоже деревенской. В Гражданскую войну у нее погибла вся семья. Времена были смутные, жестокие. Белые убивали красных, красные белых. То одни деревню займут, то другие. Только у околицы всадники появятся, деревенские по домам прячутся. Каждая власть дознавалась у сельчан, кто врагам сочувствует.
Вот и нашлись «доброжелатели», указали на родителей Нади, что, мол, они красным продовольствие добровольно давали, а теперь у себя в доме раненых прячут. Белогвардейцы дом обыскали, никого не нашли. Дальше разбираться не стали, всю семью из пулемета на площади, на глазах у всего села положили. Кому невинные старики и ребятишки дорогу перешли?
Надежду случай уберег. Девочка в это самое время ухаживала за больной бабушкой в соседней деревне. Как ни старалась, не спасла старушку. Та умерла прямо у внучки на руках. А тут другое, еще большее горе, семью расстреляли. Похоронила девушка родных людей, забила в доме окна и двери и пошла в город. Оставаться в пустом доме не было сил.
Сначала хотела себя жизни лишить, да люди вовремя остановили. Пошла дальше от тяжелых воспоминаний. В Самаре устроилась на ткацкую фабрику. Зарплату платят, койку в общежитии дали. Сутки напролет среди людей. Конечно, душа по близким, убитым болит, от переживаний сердце разрывается, но жить дальше надо. Не зря, видно, судьба ей жизнь сохранила. Значит, как бы не саднила еще совсем свежая рана, жить нужно за всех, за отца и мать, за братьев и сестер.
Молодые люди начали встречаться. Родственные души потянулись друг к другу. Уже на первый взгляд между ними было много общего. Оба из деревни, из многодетных семей, домашний уклад абсолютно одинаковый. Надежда в семье росла третьим ребенком, после нее родились еще братик и сестренка, а это значит, что девушка воспитывалась в послушании и уважении к старшим. В православных семьях домострой – нормальный, естественный семейный уклад.
Младшие безоговорочно подчиняются старшим, старшие, в свою очередь, заботятся о младших, защищают, воспитывают, учат малышей уму разуму. Родители – это инстанция не просто уважаемая, но почитаемая во всех отношениях. Теперь такой порядок даже сложно представить себе, а ведь много веков на Руси слову родителей никто не смел перечить. Отец в семье для жены и детей являлся наместником Бога на земле.
Семья Надежды жила в крепком достатке. Два старших брата, словно две руки у отца, во всем помогали ему. Мастеровитые, работящие, они втроем – стержень и опора достатка. Смена власти в России в семнадцатом году для деревни прошла тихо и спокойно. Сельчани занимались каждый своим хозяйством. Когда занялась Гражданская война, вот тут начались беспорядки.
Крепких хозяев объявили врагами советской власти, изъяли «излишки», агитировали вступать в ряды Красной армии. Мужчины от почетной миссии отказались. Не пошли воевать ни за красных, ни за белых. Угрожали расправой и те и другие, только считали они крестьянский труд самым важным для себя. При любой власти людям кушать хочется, хлеб растить кому-то надо.
Надежда помогала матери по дому, в огороде управляться, за скотом и птицей ухаживать. При таком воспитании девочки в семьях всем премудростям семейной жизни учатся. Маленькая помощница успела пройти женские университеты. Она знала и понимала место женщины в семье, ее обязанности и ответственность.
Ивану Надежда понравилась сразу своим добрым, покладистым характером. Сама, пережив страшное горе, связанное с потерей самых близких, родных людей, она относилась к чужой беде с особым пониманием и сочувствием. Девушка, еще в период ни к чему не обязывающих встреч, уже заботилась о друге, старалась угостить вкусненьким. Быть может потому, что чувствовала не только разницу в возрасте, но разницу в состоянии души, ведь она так много пережила в своей еще короткой, но столь трагичной жизни.
В самые спокойные, безмятежные годы детства Надюша не была болтушкой – веселушкой, росла задумчивой мечтательницей. Во время свиданий с Иваном не трещала без умолку, как другие девушки, слушала рассказы друга внимательно, не задавала вопросов из любопытства. Если спрашивала о чем, то исключительно из желания узнать особенности характера, чтобы в дальнейшем не причинить человеку неудобства или не заставить смущаться или переживать. Надежда никогда не заливалась смехом, только иногда застенчиво улыбалась, слегка поднимая кончики губ. При этом глаза всегда оставались грустными. Ивану порой, девушка казалась абсолютно понятной, своей, порой инопланетянкой, закрытой и неведомой.