Нет места под звездами
Шрифт:
Адой сделал небольшую паузу, давая возможность слушателям проникнуться его словами. Затем продолжил:
— Как вы знаете, наше положение сейчас можно назвать шатким миром, хотя никто из присутствующих не сомневается в его недолговечности. Все вы, верные дети рода Хольда, неотлучно были со своим народом в самые печальные часы, пережили скорбное падение, но сумели подняться и протянули руку помощи тем, кто нуждался в ней. Сегодня я обращаюсь к вам, ибо кто, как не вы, имеете право решить будущее нашего королевства?
Градоправитель поднялся с места и вышел в центр зала. Йорунн не видела его лица, но ей этого и не требовалось, не понять, куда клонит Адой из рода Гасти, было крайне затруднительно.
— Тем печальнее то, что в этот день сердце мое полнят сомнения. Как подданный, давший клятву служения,
Тишина в зале стала звенящей. То, что сказал Адой, прозвучало, как худшее оскорбление из всех, что может нанести один хольдинг другому. Слушатели замерли, одни — в ожидании ответа, иные — в предвкушении бури. Йорунн и бровью не повела. «Что ж, ты своё слово сказал, — подумала она, — я и не надеялась на теплый прием. Однако теперь настал мой черёд”. Она нарочито медленно встала и вышла в центр пустого пространства.
— Благодарю за искренность, градоправитель. Ваши сомнения простительны, особенно учитывая груз ответственности, что лег на ваши плечи, — от ее прямого взгляда, полностью лишенного смятения или страха, Адою стало не по себе. — Вопрос задан, ответ я дам, но чуть позже. Пока же сядьте, этот разговор будет долгим.
Она внимательно всмотрелась в лица собравшихся. Кто-то смутился и опустил глаза, кто-то улыбнулся подбадривающе и открыто. Йорунн заговорила ровно и спокойно.
— Некоторых из вас я помню по времени жизни в столице, иных узнала недавно, с остальными не знакома вовсе. Однако все вы дороги моему сердцу, поскольку вместе вы сделали невероятное — спасли народ хольдингов и дали ему надежду на лучшее будущее, — кажется, упади сейчас на пол сухой осенний лист, шорох его прозвучал бы подобно грохоту обвала в горах. — Со дня падения Витахольма минуло не так много времени, чтобы мы смогли забыть об ошибках прошлого, а в памяти еще свежа боль потери близких людей, домов наших отцов, чести рода. Моя душа скорбит вместе с вами, поскольку я, как и многие тут, лишилась дорогого сердцу человека, своего брата, вашего законного конунга, Лида, сына Канита. Те, кто знал его лично, помнит, с какой заботой и преданностью он относился к своему народу. И все же, говорить нам пристало о будущем, а не о прошлом. Я могла бы начать уверять вас в своей верности нашему королевству, но не стану тратить слова там, где ценят действия. Могла бы сказать, что сделала крайне тяжелый выбор ради жизни своих подданных, но не хочу оскорблять вас жалкими оправданиями. Могла бы напомнить о клятвах и обязанностях, что связывают меня, как последнюю в роду Хольда, и вас, как мой народ, но ныне клятвы обращаются во прах. Вы можете видеть во мне правительницу, а можете — отступницу, — губы ее слегка дрогнули в горькой улыбке, — мне все равно. Но не видеть опасности, что нависла над всеми нами сейчас, вы права не имеете. Четыре года назад мы совершили роковую ошибку — ждали и не верили своим страхам, скрываясь за иллюзорными стенами сомнений и ложных надежд. Нынче же времени на сомнения и колебания у нас нет. Настал час разрушить союз между кочевниками и Золотой Империей.
Зал заволновался, люди пришли в движение, они переглядывались, шептались. Йорунн дала им минутную передышку и продолжила:
— Не думайте, что речь идет о мести. Я дорого заплатила за понимание того, что месть — это путь в бездну. Принеся кочевникам смерть и горе, мы лишь замкнем порочный круг, давая детям погибших в бою повод для новой ненависти. Раз за разом мы станем встречаться на полях битв, множить несчастья и боль, пока не обескровим сами себя, и тогда ветры времён сотрут даже воспоминания о нас. Я не хочу этого, — произнесла она веско. — Кто-то должен оказаться умнее и остановиться первым. Пусть это будем мы.
— Что вы предлагаете, госпожа? — вновь заговорил градоправитель Гилона. — Примириться с Талгатом, подарив ему наши земли?
— Талгат — подлец и преступник, — резко оборвала Адоя Йорунн. — Он совершил такое количество злодеяний, что смерть его принесет облегчение многим. Талгат — наш враг. На его руках — кровь наших близких. И все же он — человек, как и мы с вами. За ним бы не пошли сотни и тысячи, если бы в его словах не было правды. То, что совершили наши предки триста лет назад, поставило на грань выживания целые племена кочевников. Мы сами вытеснили их в безводные пустоши, закалили, взрастили в их сердцах ненависть и жестокость. В гордыне и ослеплении мы разделили их и себя, позабыв, что в жилах наших течёт родственная кровь. Удивляться ли теперь, что получив хотя бы крошечный шанс отомстить, они воспользовались им? Винить ли за то, что они приняли помощь, предложенную императором Сабиром? — ее голос зазвенел сталью, налился силой, заставил шептунов умолкнуть и затаить дыхание. — Мы должны дать кочевникам шанс найти свое место — без Великого Хана, без императора Золотых Земель, который дергает Талгата за ниточки, словно кукловод — послушную марионетку. Я хочу порвать эту опасную связь, очистить Великую Степь от тех, кто предал свой народ. И положить этим конец многовековой распре.
— Мы терпеливо копим силы уже много лет, — ответил Адой. — Но иногда шаткий мир — это более мудрое решение, чем необдуманное сражение.
— Сейчас не стоит вопроса о войне или мире с Великим Ханом, — подал голос пожилой сухонький человек с резкими чертами лица, занимавший место среди ремесленников Гилона.
— Назовите свое имя, — обернулась к нему Йорунн.
— Флеймнаг из рода Пала, в моих жилах течет смешанная кровь хольдингов и кочевников, потому я возьму на себя смелость говорить от лица двух племен. Мы, жители Гилона, много времени потратили на то, чтобы добиться относительного спокойствия на землях королевства. Будет печально, если наши старания пойдут прахом из-за поспешных решений одного человека. Со всем почтением и уважением к госпоже Йорунн, должен напомнить, что именно мы, те, кто остался в полуразрушенном королевстве, поддерживали порядок последние четыре года.
— Я разделяю ваши чувства, — поднялся со своего места Яфаг из рода Кайнаксарт, один из помощников градоправителя. — Может статься, если смотреть издали, наши усилия кажутся дочери Канита незначительными, а успехи недостаточными, но, — он слегка пожал плечами, словно извиняясь, — мы сделали все, что было возможно. Мы — дети Великой Степи, нам не к лицу юлить, изворачиваться или надеяться на помощь человека, которому мы не доверяем. В королевстве Хольда — свои традиции и обычаи. Я надеюсь, что ваша память, госпожа, еще хранит их.
— Моя память хранит многое, уважаемый Яфаг, — спокойно ответила Йорунн. — Однако смотреть лишь назад, когда впереди зарождается буря, кажется мне неразумным. Я услышала вас. Кто еще хочет высказаться?
Со своего места поднялся Фоурт из рода Сагде — пожилой воин, один из тех, кто представлял на совете Танасис.
— Я тоже должен кое-что сказать, госпожа. Я много старше вас и повидал немало сражений, пережил потерю друзей и родных, война с ханом отняла у меня всю семью, оставив лишь двоих маленьких внуков. Конечно, наш шаткий мир не будет сохраняться веками, но почему бы не подождать еще несколько лет, прежде чем вновь поднимать оружие?
— Потому что у нас нет не только лет, а даже нескольких лун. Вы не знаете того, что знаю я. Нас в скором времени ждет совершенно иная схватка. Не маленькая стычка за право назвать себя ханом или конунгом, а опустошающая, сметающая все на своем пути битва за возможность жить, дышать, надеяться.
— С кем же?
— С теми, кто не побоится принести магию в нашу степь. С теми, кто готов разрушить весь мир, с чуждыми нам существами, один лишь вид которых способен поставить храбрейших из вас на колени. С теми, кто не делает различия между хольдингами, кочевниками, обитателями южных пустынь или жителями северных краев. С теми, кто вскоре придет из не таких уж далеких Золотых Земель.