Нет места под звездами
Шрифт:
— Откуда вы можете знать о таком? — в голосе Адоя звучали нотки сомнения. — Магия чужда нашим землям, ей не место в Великой Степи.
— Отчего же? Лишь потому, что вы не знаете о ней? Слепец не видит света, но это не мешает солнцу подниматься над горизонтом каждое утро и совершать свой путь по небу. Я отдала годы жизни, чтобы получить умения, которые теперь могут спасти нас всех. Четыре долгих года плена в землях Золотой Империи, в герцогстве Недоре. Знаете ли вы, что такое лишиться свободы ради того, чтобы ее сохранил кто-то другой? Каково это — очнуться от забытья в незнакомых краях, быть лишенным памяти и всех знаний об окружающем мире, оказаться в полной власти чужой воли? Лишь тот,
— Это так, — подал голос Лонхат. — Я был там и видел все своими глазами.
— Как и мы с Китом, — подтвердил его слова Хала. — И все, кто был с нами в тот день. Наши жизни были куплены ценой вашей свободы.
— Если бы не храбрость госпожи Йорунн, домой бы не вернулись сотни воинов, — заговорил Орик. — Только благодаря ее решительности и мужеству тех, кто вместе с ней прикрывал наше отступление, мы сохранили и войско, и надежду на будущее. Мне стыдно слушать трусливые речи тех, у кого хватило подлости обвинять дочь Канита в предательстве!
Многие из присутствующих в зале согласно закивали, слова Адоя показались им оскорбительными. Йорунн благодарно улыбнулась и продолжила.
— Теперь я вернулась — и что же вижу? Вы погрязли в страхах и нерешительности, в мелких ссорах за власть над теми крохами былого величия, что удалось сохранить. Где избранный вами новый конунг? Почему перстень Хольда все еще пылится без дела? Неужели мой приказ, отданный за миг до полного падения Витахольма остался невыполненным? Я одобрила бы ваш выбор и принесла достойнейшему клятву верности, ибо благоденствие народа — все, а венец правителя — ничто! — Она повысила голос, заставляя слушателей молчать и потупить взгляды. — Адой из рода Гасти осмеливается бросить мне вызов и обвинить в предательстве. Однако его слова пусты, — продолжила она резко. — Я виновата перед вами, но вовсе не в том, что прожила вдали от дома эти четыре года. Моя вина глубже и страшнее: в опасный для всех нас момент я оказалась недостаточно подготовлена к роли правителя.
Йорунн тяжело вздохнула и заговорила мягче.
— Жизнь наказала меня сурово, но и подарила возможность исправить ошибки прошлого. Сейчас не время бередить незажившие раны. Вы считаете, что дела Золотой Империи не касаются вас, но это не так. Миром правит магия, и она вот-вот вырвется из под контроля.
— Это правда, клянусь жизнью, — с задних рядов поднялся Амайяк. — Я был вместе с Лонхатом из рода Сагар в Недоре этой весной и видел своими глазами, на что способны стихии. Это огромная сила, хотя и непонятная нам, привычным к иной жизни.
— Я могла бы показать вам то, что видела я, — голос Йорунн лился ровно, но в нем было столько мощи, что слушатели ощущали давление каждого слова. — Если бы была твердо уверена в том, что вы не проглотите от страха языки. Могла бы попросить тех, кто был в Недоре, описать то, чему они стали свидетелями. Могла бы подчинить ваш разум, запугать, заставить силой в конце концов.
В зале советов заметно потемнело, словно небо снаружи закрыло грозовыми облаками. Неизвестно откуда взявшийся сумрак погасил солнечные лучи, оставив на виду лишь одну фигуру в самом центре зала. И много кому показалось, что именно от нее исходит странный свет.
— Но я проделала весь этот путь не для того, чтобы угрожать. Я пришла предупредить вас. Если сейчас мы не найдем в себе силы объединиться и простить друг другу старые обиды, то не пройдет и года, как на месте лугов и зеленых просторов, на месте наших городов и деревень останется лишь серая выжженная пустошь.
— Чего ты ждешь от нас, дочь Канита? — спросил кто-то из глубины зала.
— Единства, — резко ответила Йорунн. — И доверия. Я прошу вас услышать мои словам и вместе со мной встать под стяги Хольда. Я сама поведу вас против Талгата. В Великой Степи не должно остаться союзников Золотых Земель и императора Сабира. Это — залог нашего выживания. В противном случае народ Хольда обречен на поражение, рабство и окончательное истребление. Наши земли будут разграблены, а со временем — иссушены и уничтожены теми, в чью магию вы не верите.
Казалось, все в зале заговорили разом. Йорунн не прерывала, не просила тишины, понимая, что люди должны выплеснуть свои страхи, облечь их в слова, распробовать звук, ощутить вес сказанного, лишь тогда им можно будет что-то противопоставить. Однако Дуараг требовательно вскинул руку, и, повинуясь его жесту, говорившие притихли.
— Позвольте сказать мне. Я уже далеко не мальчишка и видел в жизни многое: верность и предательство, отчаяние и надежду, доброту и злое коварство. За моими плечами немало битв, а значит — немало побед. Те из вас, кто сражался на поле боя, понимает, насколько меняет человека первая пролитая кровь. Знает об этом и хан Талгат. Не важно, что подтолкнуло его к решению начать войну, не важно, поверите ли вы сейчас словам госпожи Йорунн. По-настоящему важно иное — война не закончена и нам не избежать новых битв. Я никогда не покидал границ Великой Степи и не знаю, как живет мир за ее пределами. Но четыре года назад мы уже промедлили, отказались верить очевидным фактам лишь оттого, что они выглядели непривычными. Эта ошибка стоила нам слишком дорого. К тому же, я помню свои клятвы и все, что сделали для нас Лид и его сестра. Как бы ни было, все мы в неоплатном долгу перед ними. А потому я поддерживаю дочь Канита и говорю, что вы должны пойти за ней.
— Разумеется, Гилон сделает все, чтобы вернуть хольдингам их честь и славу, — согласился Адой. — Однако, я не доверяю вашим суждениям, госпожа Йорунн. И не уверен в том, что ожидает нас в случае победы.
— Да как ты смеешь так разговаривать со своей правительницей? — не выдержал, наконец, Хала. Со всех сторон раздались одобрительные выкрики, однако Йорунн требовательно подняла руку, призывая к тишине.
— Хотите знать, чего я потребую для себя? — усмехнулась она. — Ничего. Вы выберете достойнейшего, пусть он примет бремя власти.
— Вы добровольно откажетесь от венца отца? — в тоне градоправителя сквозило недоверие.
— Я никогда не желала его. Тем более, что он принадлежит моему брату.
— Но конунг Лид мертв.
— Кто-то из вас видел его тело? Стоял на его могиле? Быть может Талгат предоставил иные доказательства его гибели? Я не верю в его смерть, — твердо сказала она.
— Это только предположения. Лида нет с нами вот уже четыре года и никто не слышал ни слова о нем.
— Как и обо мне. А между тем, я вернулась и стою перед вами.
— Если бы ваш брат находился сегодня тут, я бы первый поддержал его, — в голосе Адоя сквозила искренняя печаль. — Он был достойнейшим из нас, ему отданы наши сердца и наша верность. Но реальность порой бывает беспощадна, а надежды — обманчивы.
— Тогда, смею предположить, вы обрадуетесь, узнав, что я могу доказать справедливость своих слов, — Йорунн улыбнулась совсем недобро.
— Каким образом?
— Вернув брата.
Люди повскакивали со своих мест и заговорили разом, стараясь перекричать друг друга. Спокойствие сохраняли лишь Лонхат с Ориком, Эйдан, да Кит с Халой.