Нет места под звездами
Шрифт:
— Спасибо вам за добрые вести! Благодарю!
— Я не сделал ровным счетом ничего, — смутился лекарь. — Но поздравляю вас от всего сердца. Саад очень милый ребенок. Я рад, что он не станет угрозой первенцу императора.
— Большая удача для всех, включая меня. Как он сейчас?
— Его увезли, я не знаю куда, мне не позволили сопровождать повозку, — старик тяжело вздохнул. — Но я видел тех, кому поручено заботиться о нем. Хорошие, приятные люди. Пара, лишенная счастья иметь своих детей, они искренне радовались этому крохе, для них он — дар, вне зависимости
— Они знают?
— Нет.
— Хорошо, — она кивнула.
— Я могу ошибаться, но ваш брат проявил милосердие по отношению к вам и ребенку, подобрав для малыша любящее окружение вдали от столицы. Этим людям выделили приличное содержание, новый дом, обеспечили всем необходимым. Саад будет расти в любви и достатке. Знаете, я много лет при дворе, еще со времен жизни вашего отца, и видел разное за эти годы… И рад, что в этот раз мои страхи оказались напрасными.
— Мне остается только довериться вашему чутью, — вздохнула Мейрам. — Но не стоит заблуждаться. Сабир никогда не делает ничего просто так, у его поступков всегда есть причины, как минимум две. Уверена, что за Саадом будут присматривать хорошо, и в том числе — люди тайной службы.
Лекарь ничего не ответил, только сжал пальцы Мейрам, давая понять, что ее слова услышаны и истолкованы верно.
— Я останусь пока с вами, понаблюдаю за вашим состоянием. Если вы оправитесь быстро, то мы вернемся ко двору до начала следующей луны.
— Надеюсь, так и будет.
33. Коварство лилий
Возвращение в столицу прошло тихо и незаметно. Сиятельный император любезно поприветствовал сестру, но ни больших торжеств, ни даже скромного домашнего праздника не было. Для всего двора Мейрам просто вернулась из долгого путешествия, куда отправилась с целью поправить здоровье после отравления. По обвинению в покушении на сестру императора еще несколько месяцев назад казнили двоих членов малого совета. Злая ирония: две невинные жизни в обмен на две другие.
Во дворце все осталось по-старому, разве что прислуживали Мейрам теперь совершенно незнакомые люди, назначенные лично господином Сифом Йонной и одобренные императором. Ни малейшего шанса на то, чтобы сделать лишний шаг, передать записку или выскользнуть из дворца без охраны, у Мейрам не осталось.
Единственной отдушиной оставались разговоры с императрицей. Она, как и прежде, благоволила сестре своего мужа. От нее не стали держать в секрете новости о рождении ребенка. Арселия ни на секунду не усомнилась в том, что дитя Мейрам не будет угрозой Адилю, потому что как никто другой во всем дворце понимала всю боль и счастье этого неожиданного материнства.
Мейрам тихо вздыхала про себя, удивляясь тому, как Арселии удается сохранить столь чистую душу в окружении сплошной грязи и интриг. И мысленно благодарила все стихии за то, что однажды Мушарафф бен Рушди переступил порог дома родителей Арселии. Не разразись та песчаная буря, не приведи она караван работорговца в уединенное жилище, многие судьбы в Золотых Землях сложились бы гораздо трагичнее.
Шли недели, затем месяцы. Она смирилась, простилась с прошлым, спрятав драгоценные имена любимого мужчины и рожденного ребенка в самых дальних уголках памяти. И решительно переключила свое внимание на совершенно иные дела.
Красивой женщине не обязательно быть умной. Красивая женщина не воспринимается настоящей угрозой. Красивую женщину можно простить за неловкость и неосторожную фразу. Мейрам умела быть по-настоящему красивой.
Находясь все время подле брата, она невольно стала частью политической и военной жизни империи. Длинные мучительные церемонии, официальные приемы, визиты вежливости, показательные прогулки на виду толпы зевак Мейрам использовала для того, чтобы хотя бы немного сблизиться с теми, чья поддержка была необходима Сабиру.
За несколько месяцев такой жизни она разделила окружение брата на два типа людей.
Первый — преданные и верные псы, благоденствие их целиком и полностью зависело от устойчивости императорского трона. К примеру, Сиф Йонна. Холодная ненависть, начало которой положила казнь несчастного Махрана бен Шарди, постепенно переросла в полноценную войну, только вот разворачивалась она не в полях или крепостях, а в сияющих чистотой и блеском драгоценностей залах дворца. С людьми, подобными Йонне, Мейрам старалась общаться как можно реже и, по большей части, как слушатель.
Второй — те, кто повиновался императору лишь по долгу клятв или также, как и сама Мейрам, от отсутствия свободы выбора. С ними можно было позволить себе некоторую прямоту или случайную оговорку.
Разумеется, ни о какой откровенности речи быть не могло — слишком много лишних свидетелей у таких разговоров, чересчур легко неосторожное слово превращалось в топор палача, занесенный над головой.
Но небольшую вольность, случайную оговорку, Мейрам могла себе позволить хотя бы изредка.
— Дети — огромный дар, ниспосланный Стихиями, — обронил однажды Илияс, новый верховный жрец храма Всех Стихий, сменивший на этом месте погибшего Дияра.
В этот день проходило торжественное чествование стихии Земли. Императорская семья восседала в центре огромного зала, наблюдая за священнодействием. Жрец продолжил:
— Уверен, что жители империи чувствуют себя в безопасности: сиятельный род процветает, а линия Сабира продолжилась напрямую. Большая удача для государства.
— Вы, как всегда, правы. Наследование власти от отца к сыну, что может быть естественнее?
— Однако Адиль пока так юн, сущее дитя.
— Он способный мальчик, к тому же, в нем совершенно не проявляется ни жестокость, ни самовлюбленность, свойственная нашей семье, — Мейрам позволила себе задержать взгляд на щуплом жреце чуть больше положенного. И тут же смущенно отвела глаза. — При правильном обучении мальчик превзойдет своего сиятельного отца, а учителя у наследника очень хорошие.
— Уверен, однажды он станет прекрасным правителем. Когда достигнет необходимого возраста, разумеется.