Нет мне ответа...
Шрифт:
Красноярск
(Адресат не установлен)
Уважаемый тов. Струнников!
Ваше гневное и во многом справедливое письмо переслали из Верховного Совета мне. Я хотел бы переслать его в газету — еженедельник «Ветеран» — если Вы не возражаете. Я попрошу его напечатать, чтобы дать укорот некоторым «героям» из «политобоза».
«Везде хорошо, где нас нету», — гласит русская пословица. И на фронте, и в тылу было ох как тяжко. Только на настоящем фронте, то есть на передовой, только в настоящем тылу, то есть на производстве, у станка.
В Вашем страшном городе, когда ставился
Но и на фронте, голубчик мой, Струнников-гневный, многие и очень многие из первого боя не возвращались. Раненых часто и очень часто бросали замерзать, а иные бедолаги, и до фронта не доехав, погибали. А уж паёк наш. Господи! Если бы не «бабушкин аттестат», то есть если бы мы не воровали, не мародёрничали, то все и позагибались бы с голодухи.
Да, нам полагалось кило хлеба на день (у немцев 600 граммов), но часто вместо хлеба выдавали два клёклых сухаря, да ещё селёдку к ним добавят в безводной местности. Немцам к 600 граммам давали сливочное масло, галеты, печенье, сахарин и т. д., и т. п., а нам затыкали горло этой пайкой. Анекдот фронтовой тогда родился: немцы по радио агитируют: «Рус! Иван! Переходи к нам! У нас шестьсот граммов хлеба дают!» А в ответ: «Пошёл ты на хрен, у нас кило дают и то не хватает!»
Я рядовой окопный, трижды раненый боец (пишу и работаю с одним зрячим глазом, поэтому на клетчатой бумаге), не пользуюсь подачкой — а это именно подачка — больше слов, чем харчей, хотя и прикреплён к магазину, где ублажают инвалидов войны (я инвалид 2-й группы), у меня пенсия персональная — 152 рубля. Инвалидной книжкой я воспользовался всего несколько раз — при безвыходном положении. Так же ведут себя и мои собратья-фронтовики, а наглеют «политобозники» из армии Брежнева — Вы правы. Они и на фронте хорошо жировали.
Сам будущий вождь был большой спец по молодым бабам, да больше ему и заниматься нечем было, как щупать медсестёр и околофронтовых пэ-пэ-жэ.
Нашего брата, истинных окопников, осталось мало (и я пишу Вам из больницы), конечно, не все, далеко не все они вели себя достойно в послевоенные годы, многие малодушничали, пали, не выдержав нищеты, унижений — ведь о нас вспомнили только 20 лет спустя после войны, и коли Брежнев бросил косточку со своего обильного стола, наша рабская кровь заговорила, и мы же готовы целовать руку благодетеля, забыв добрый совет великого русского поэта: «Избавь нас, Бог, от милостей монарших и от щедрот вельможных отведи».
Но — «не судите да не судимы будете!»
Всех чохом загребая, Вы обижаете и тех, кто вынес эту жизнь такой, какой она ему досталась, и несли свой крест мои собратья,
Не надо их обижать, иначе Вас Бог обидит! А он за нас, Бог-то, раз сохранил нас в таком пекле, каким была Отечественная война. Как и во всём обществе, среди ветеранов есть и сволочи — они и на фронте были сволочами, шакалами, но достойных людей больше.
Жду Вашего разрешения отослать Ваше письмо в «Ветеран». В ответе имя, отчество и точный адрес должны быть.
Извините за почерк. Устал. Да лучше и не умею. Кланяюсь.
Виктор Астафьев
28 января 1990 г.
Красноярск
(С.Н.Асламовой)
Дорогая Светлана!
Получил я книги и письмо Ваше — спасибо! Сам я попал в проруху, в заразной Москве на съезде подцепил грипп, с лихой температурой сутки лежал до дому и здесь с ходу в больницу. Начались осложнения на сердце. А я так разогнался в работе над романом! Мне бы ещё неделю-две до съезда и кончил бы черновик первой книги, а теперь работоспособность утеряна, за столом занимаюсь пустяками, на роман ведь крепкие силы нужны. Боюсь, что зима так и пройдёт в недомоганиях.
Света! У меня большая просьба к тебе и издательству: если ещё не поздно гонорар за мою книгу из «Юношеской библиотеки» пусть переведут на счет Иркутского детского фонда, туда, куда перевели деньги от фантастики.
Мне нужен всего лишь квиток из бухгалтерии издательства — означенное число перевода и сумма.
В Красноярске-то не остаются внакладе, то сюда, то туда деньжонки отсылаю и ещё отдам, а в Иркутске, глядишь, и от меня помощь какая-никакая будет. Сделайте, ладно?
Кашель всё мучает, и грудь «харчит», как точно говорят в деревне.
Ну, всего Вам доброго! Кланяюсь, обнимаю. Ваш Виктор Петрович
3 февраля 1990 г.
Красноярск
(В.В.Воробьёвой)
Дорогая Вера Викторовна!
Книжку я получил и, отложив ворох всяких дел, да всё суетных, не писательских, посмотрел её на ночь. Замечательная книжка, поучительная для современных писателей-олухов, выясняющих, кто за евреев, кто против, и на всякий случай подпевающих евреям, поскольку нынче это выгодно.
Как жалко, как горько, что Костя не увидит этой книги. Может, как-то в земле отзовётся и дойдёт до него радость моя и всех его истинно любивших товарищей и друзей — и собрание сочинений, и другие книги, и поминание на родине, и эта вот исповедь души! Я верю, что кто-то, в чём-то, может, духом каким донесёт до Костиного упокоения наши чувства, нашу вину и молитву о нём. А то, что он был строптивый и гордый мужик, я ведаю по одному памятному случаю.