Нет пути назад
Шрифт:
Я написал, караван пришел. Обычное дело для Кабула.
Так… выгрузились, перекрыли тротуар, смотрят во все стороны. Оружие открыто, впрочем, лицензия у них есть, серьезные ребята.
Я снял винтовку с предохранителя, но целиться не стал. Между нами окно, но рисковать не стоит. Есть лазерные системы, которые распознают линзу оптического прицела, даже если целиться через окно.
Охраняемого я почти не увидел. Он оставался без прикрытия секунды три, не более. Отличная работа…
Я написал: «Пора разгружать».
Белый грузовичок
– Пятнадцать минут, пошел!
В кузове открылся люк. По американской традиции он был достаточно широк, чтобы пропустить человека.
Один человек – только один, – одетый во все черное, – мгновенно перебросил на забор штурмовую лестницу с привязанной к ней гибкой, перебежал по ней и спрыгнул вниз.
Араб осмотрелся. Если кто что и видел, то предпочитал не подавать виду. Пандшанба, конец рабочей недели. Только у них – ни выходных, ни проходных…
Охраны тоже не видно, никаких резких движений. Только бы полицейские не появились. Вот они могут начать вопросы задавать – в последнее время виллы часто грабили. При бандитах руки за это рубили, а как перестали, так и распоясались.
Здесь жестокость была осознанной необходимостью. Только мало кто это понимал. В обществах Востока невозможность, к примеру, убийства обеспечивается не уважением к закону, а кровной местью. Убьешь, и начнется резня.
Араб глянул на часы. Время еще есть, но немного…
В следующее мгновение сзади грохнуло, он чуть не подпрыгнул.
Твою же мать!
Грохот повторился. Он полез назад.
Да что же это такое?..
Оказывается, грохала по крыше лестница. Они думали, что делать: надо было не только перебросить Малька через стену, но и вернуть его обратно, причем не в одиночку, а с человеком, который спортом не занимается, по стенам не лазает и может оказывать сопротивление. Выход нашли такой: обычная штурмовая алюминиевая лестница, а с одного конца к ней приделали гибкую, на тросах, какую используют вертолетчики. Но немного просчитались: на обратном пути лестницу надо было держать, иначе она грохала по крыше фургона и угрожала слететь. Араб навалился на ноги лестницы и почувствовал, как руки приняли тяжесть на себя.
Через минуту появился Малек с нужным человеком, он тащил его, как волк зарезанную овцу.
– Норма?
– Да!
Они быстро перебрались вперед, благо в североамериканского типа фургонах между водительской кабиной и кузовом не было перегородки. Араб тронул машину с места, Малек написал СМС: «Есть хороший товар».
– Салам алейкум, дорогой… Давай поднимайся…
Похитителей было двое, оба в масках. Света в фургоне было мало, но он увидел на голове у одного из них зеленую повязку прямо поверх маски. Такие во времена махдистского мятежа надевали самые отмороженные, поклявшиеся перед аятоллами умереть, но не пропустить врага. Снайперы отстреливали
– Он не желает давать нам салам. Может, он сомневается в том, что мы правоверные? Или, может, он вышел из ислама и стал неверным?
Второй молчал, и это было страшнее.
– Хей…
– Ва… алейкум… – выдавил из себя банкир. Он знал, что в этом мире, полном волков, он не более чем жирная овца, но все же произошедшее стало для него большой неожиданностью. Он заматерел, потерял страх и думал, что русские-то уж точно его защитят.
– Вот так намного лучше, брат. Ты ведь брат нам…
– Брат…
В ответ один из похитителей ударил его ногой в пах.
– Какой ты нам брат? Свинья лучше такого брата! Ты вышел из ислама. Не жертвуешь на джихад. Какой ты брат?
Каждое слово похититель сопровождал пинком ноги, но послабее, чем первый. Первому богачу Кабула хватало и этого.
– Нашел братьев. Ты вышел из ислама, а?
– Нет, клянусь Аллахом…
Тут на него накинулся второй и бил, пока первый его не оттолкнул. Но по лицу они его не били.
– Прости брата. Аллах отнял у него дар речи, когда он увидел то, что творят неверные. Но Аллах не отнял у него дар искусного воина, за это он простирается ниц перед Аллахом и просит его о милости. И он в ярости, когда Аллахом клянется тот, кто не имеет на это права.
– Но я правоверный!
– Правоверный!? А что это значит, по-твоему? Сколько ты, к примеру, дал закята на нужды Уммы, на нужды сражающихся моджахедов?
Банкир назвал сумму.
– И это все? Поистине, козни шайтана слабы. Ты пытался перехитрить Аллаха, но Аллах лучший из хитрецов. Ты что, не знаешь, сколько закята положено отдавать каждому правоверному?! У тебя больше всех денег в Кабуле!
– Но они не мои! Я всего лишь их хранитель! Да будет Аллах свидетелем моим словам, да поразит меня громом, если я солгал.
– Скорее тебя поразит моя рука, и, клянусь Аллахом, она тяжела. Если ты не хозяин сокровищам своим, то кто хозяин? Скажи, и мы спросим о закяте его.
– Но они неверные!
Похитители переглянулись.
– Неверные? И ты взял их грязные деньги?
– О, Аллах, я не хотел их брать! Но мой брат был дукандором в Тегеране, и, он попросил меня помочь. Он сказал, что многие правоверные собираются сделать хиджру на земли, где живо слово Аллаха, что они не могут больше жить под пятой русистов, неверных. Он сказал, что им надо перевести деньги, и клянусь Аллахом, я думал, что делаю благое дело, помогая правоверным в деле хиджры…
Допрашивающий его похититель понимающе покивал.
– А потом пришли русисты и сказали, что надо работать на них, так?
– Так…
– Воистину, козни шайтана слабы…
Банкиру показалось, что он переманил одного из похитителей на свою сторону, но это впечатление у него рассеялось, как туман после летнего солнца, когда похититель пнул его в пах и в бок.
– Ты врешь! Ты думаешь, мы не знаем, какие у тебя деньги? У русистов никогда не было столько! Ты хранишь деньги тех, кто выращивает здесь опий! И выгораживаешь их, говоря, что они не должны платить закят!