Нет пути назад
Шрифт:
На обратном пути я замерз, как не замерзал до этого. Совершенно отмороженный мотоциклист (все мы в руках Аллаха, – исламская интерпретация пословицы «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет») гнал по узкой горной дороге на неошипованных шинах со скоростью километров сорок, вскрикивая что-то лихое на каждом повороте. От ледяного ветра я буквально задубел и держался из последних сил. У моих провожатых заиндевели бороды, и один из них, кажется, читал ду'а, чтобы выбраться живым и невредимым из этого адского тарантаса. Если молодой мотоциклист решил произвести на нас впечатление, ему, черт возьми, это хорошо удалось.
Нас еще и трясло.
Потом трясти перестало, и я понял, что мы выскочили на трассу. Над трассой на Кабул постоянно висел запах дизельной гари, тоже известная примета…
– Приехали…
– Да спасет вас Аллах на вашем трудном пути… – проговорил я, протягивая руку своим злейшим врагам.
Моджахеды
– Иди с миром, неверный…
Трещащий, как пулемет, тарантас тронулся – местные обычно потрошили глушитель, чтобы добавить немного мощности, – а я побежал (чтобы согреться, хотя бегом это можно было с трудом назвать).
Был ли у меня жучок? А сами как думаете…
Идущий в сторону Кабула «Датсун» с мощным багажником на крыше свернул с дороги и затормозил, поднимая снежную пыль. Я побежал следом.
– До Кабула подбросите, уважаемый.
– Садись.
За рулем был Араб, закутанный в яркую клетчатую куфию. Больше я никому не мог довериться…
– Назад садись…. – сказал он, управляя машиной.
Я полез назад. Там была спортивная сумка с кучей чертовски приятных, самых лучших вещей, которые сейчас мне были нужны. Носки и варежки ручной вязки, из собачьей шерсти, и верблюжье одеяло. Только сейчас, оказавшись в тепле, я понял, как я замерз. Большой термос, в котором был сваренный по-бедуински крепкий соленый чай с жиром, густой, как молоко, – вкус отвратительный, но чай был горячий, и только жители Востока знают, насколько он полезен: мертвого поднимет. И лепешки, отличные местные лепешки из земляной печи, и большая банка с урбешем [11] , трех ложек которого достаточно, чтобы наесться.
11
Урбеш – малоизвестное, но чрезвычайно вкусное и полезное блюдо в горах Дагестана. Это паста, полученная в результате растирания семян льна, тыквы, абрикоса, конопли, рецептов существует множество, у каждой семьи они свои, настоящий урбеш мелется вручную на каменных мельницах. Это экстремальное питание известно со времен имама Шамиля, трех ложек достаточно, чтобы выдержать трехчасовой переход по горам, намного эффективнее черного шоколада. Обычно за столом его едят, смешивая с медом 1:1. Вкусно и совершенно не способствует полноте.
– У казаков баньку истопили, – сказал Араб, не отрываясь от руля, – а мне веники прислали, с эвкалиптом. Есть или пустышка?
– Есть, – с полным ртом, совершенно позабыв о всех правилах этикета, ответил я, – еще как есть. Там и поговорим.
Где же еще говорить, как не в бане? Ни один жучок такого не выдержит.
– А с тобой кто?
Сидевший рядом с Арабом на переднем пассажирском сиденье парень обернулся, и я узнал его по глазам. Они уже не были затравленными, как в горящем пламенем расового погрома Лос-Анджелесе, где он умудрился посадить себе на хвост полицию Эл-Эй, спецназ американского морфлота, а потом еще и с десяток негритянских отморозков.
Потом я его еще встречал, и не раз.
– Салам алейкум, эфенди, – жизнерадостно сказал он, – та санга ее? [12]
– За ха ям, манана, – проворчал я, отхлебывая чай. – Пару фраз из разговорника зазубрил и думаешь, уже аскер? Чего тут делаешь?
Парень пожал плечами. Мы с ним не виделись с операции по ликвидации генерала Абубакара Тимура. Он тогда вел десантную группу.
– Стреляли, – ответил он фразой из кинофильма.
– А то, что на тебе смертный приговор Шуры за Тимура висит, это как?
12
Здравствуйте, господин. Как дела? (пушту)
– Так все мы смертники, – беззаботно ответил он. – Когда кому суждено, Аллах знает. Женился, все надоело, решил это, – парень подобрал слово, – поазардовать. Да и должки старые отдать не мешало…
– Ты мне ничего не должен.
– Должен. Так как, возьмете?
Стервец.
– В отпуске?
– Оно самое. За свой счет. Пока не надоест.
– Звание? Кап-три?
– Обижаете. Кап-два, досрочно.
Идет так же, как и я, – все звания, считай, досрочно. Наверное, самый молодой капитан второго ранга на флоте.
– Ну, пакхейр, пират. Добро пожаловать в наш дурдом.
Далекое прошлое
Северная часть Тегерана, район Шемиран
Ночь на 31 августа 2002 года
Операция «Тайфун»
Для войны сейчас было удивительно тихо…
Они остановили свои машины на обочине дороги, ведущей из Тегерана в элитный горнолыжный курорт Дизин, утром занятый десантниками и горнострелками полковника Георгадзе. Десантная группа численностью до роты оседлала дорогу, перерезав экстремистам и этот путь в эльбрусские горы. Впрочем, экстремисты туда особо и не стремились: выходцы в основном из бедных, пустынных районов востока страны и из южного Тегерана, известного сборника самой отчаянной нищеты, они совершенно не умели действовать в горах, боялись их и не стремились туда. Большей частью они отходили на юг, в бесплодную каменистую пустыню Кевир, частично уже мелиорированную и орошенную, а частью так и оставшуюся бесплодной, выжженной солнцем равниной с проплешинами соляных озер и болот. Выходя из города на открытую местность, они становились легкой добычей для штурмовиков и ночных вертолетов – охотников, постоянно барражирующих над городом и его окрестностями, – и гибли тысячами. Не было ни медицинской помощи, ни воды. Раненых просто оставляли у дороги, где они умирали тысячами, становясь шахидами и следуя в рай. По крайней мере, они так думали. Перепуганные резней и чистками, перепуганные настоящей войной – войны здесь не было больше века, – местные жители не подходили к умирающим, боясь прогневать и старых хозяев этой земли, кровавых бородачей в тюрбанах, и новых, в буро-серой пятнистой форме с диковинно выглядящим оружием. Смерть разгулялась вовсю, а в то же время здесь, в нагорьях, на подступах к богатому району Шемирхан, что переводится как «прохладное место», было на удивление тихо. Только отдаленный стрекот вертолетов да грохот двигателей палубных истребителей-бомбардировщиков, направляющихся восточнее и юго-восточнее на добивание отходящих в сторону Афганистана разрозненных и деморализованных банд, – напоминал о том, что здесь идет жестокая война.
Прямо перед ними торчал черный, уходящий в небеса сталагмит башни Милад, четвертой по высоте башни на европейском континенте, гордости бывшего шахского Ирана. До войны светившаяся как новогодняя елка, сейчас она стояла черная и страшная. С нее координировали бои в городе, но русские не стали бить по ней: позавчера ее захватил спецназ. Даже сейчас, в кровавой схватке за город, русские понимали, что им еще восстанавливать эту страну, налаживать здесь жизнь, и потому старались избежать разрушений везде, где это только было возможно.
Среднего роста, неопределенного возраста бородач стоял в кабине гражданского пикапа марки «Интернэшнл Хэви Дьюти» и смотрел на город через массивный, но неожиданно легкий прибор, объединяющий в себе термооптический и ночной прицелы и лазерный целеуказатель для наведения целей ударной авиации. На данный момент лазер был выключен, работал только фотоувеличитель третьего поколения, превращающий тьму в зеленую, мрачную воду, заливающую черный город. Человек смотрел не на дорогу, по которой можно было въехать в город, а на сам город, расстилающийся перед ним на многие километры. Северная часть города упиралась в отроги Эльбруса, южная же уходила далеко на юг, на три десятка километров, упираясь в каменную пустыню.
Город пал еще вчера. Штурмовые саперные подразделения, усиленные частями морской пехоты и парашютистами, взяли площадь Парадов, прорвались к Голубому дворцу и казармам «Гвардии бессмертных», заняли центр города. Парашютисты заняли аэропорт Мехрабад и примыкающий к нему Экспоцентр, крупнейший в Азии. Над сожженным – нет, не русскими солдатами, а благодарным Шаху персидским народом – дворцом был водружен трехцветный русский флаг. Сегодня днем замолчал позывной штаба сопротивления города. Он работал в южной части города под позывным «Эльбрус-12»: спецназ подтвердил наличие цели на станции метро «Бахман», после чего стратегический бомбардировщик сбросил на цель две противобункерные бомбы весом по пять тонн каждая. Но сопротивление с этим не закончилось: в городе было огромное количество остаточных групп боевиков, бандпособников, палачей шариатских судов, джихадистов из Афганистана и Британской Индии, которым на снисхождение военного трибунала рассчитывать не приходилось, просто людей, которые привыкли держать в руках автомат и лить кровь. Все они старались вырваться из города, залечь на дно, затаиться, сменить документы, спасти награбленное. И конечно, нападали на русских военных и казаков, отчего те стреляли по ночам не задумываясь. Не было никаких сомнений в том, что уже сейчас закладывались и плелись агентурные сети, прежде всего британской разведки, организовывались подрывные и террористические ячейки, вывозилась секретная информация. Была ориентировка и на то, что в городе может находиться сам Махди, неуловимый «двенадцатый имам», с которого все и начиналось. За него была назначена награда в один миллион рублей золотом.