Нет у любви бесследно сгинуть права...
Шрифт:
День близится, ночь уходит. Еще до восхода солнца Марк выехал за город к месту, где он обыкновенно творил суд и расправу. Он велел вырыть в земле яму и наложить в нее узловатых колючих прутьев и белого и черного терновника, вырванного с корнем…
— Сеньеры, этот костер из терновника я велел сложить для Тристана и королевы, ибо они преступили закон…
Слуги добежали до покоя, где под крепкой стражей находились любящие. Тристана схватили за руки…
Послушайте же, каково милосердие божие! Не желая смерти грешника, господь внял слезам и воплям бедных людей, которые молили его за любящих. У дороги, по
— Видите ли вы эту часовню, добрые люди? Позвольте мне войти в нее. Смерть моя близка: я помолюсь богу, чтобы он простил мне мои прегрешения. У часовни всего один выход, а у каждого из вас есть по мечу; вы хорошо понимаете, что я могу выйти только этой дверью и что, когда я помолюсь, мне придется волей-неволей отдаться в ваши руки…
Они дали ему войти. Он кинулся внутрь часовни, пробежал мимо алтаря, подскочил к окну в абсиде, схватился за него, открыл и прыгнул наружу… Лучше это падение, чем смерть на костре, да еще перед таким сборищем!
Знайте, добрые люди, что бог смиловался над ним: ветер надул его одежду, подхватил его и опустил на большой камень у подножия скалы…
Случилось, что, когда Тристан бросился со скалы, какой-то бедный человек из мелкого люда увидел, как он поднялся и побежал. Человек этот поспешил в Тинтажель, прокрался в горницу Изольды и сказал ей:
— Не плачьте, государыня, ваш друг спасся.
— Да будет благословен господь! — промолвила она. — Пусть теперь меня вяжут или развязывают, щадят или казнят, мне это все равно.
Предатели так скрутили веревками кисти ее рук, что потекла кровь; и она сказала улыбаясь:
— Если бы я заплакала от этого мучения теперь, когда господь в милосердии своем только что вырвал моего милого из рук предателей, чего бы я стоила?
Когда до короля дошла весть, что Тристан бежал через окно часовни, он побледнел от гнева и приказал своим людям привести Изольду…
Королеву приволокли к костру из пылающего терновника. Тогда Динас из Лидана пал к ногам короля…
— Государь! — сказал сенешаль, — Если правда то, что я верно тебе служил всю свою жизнь, отдай мне Изольду: я тебе отвечаю за нее как ее страж и поручитель.
Но король взял Динаса за руку и поклялся именем всех святых, что он тотчас совершит суд.
Тогда Динас поднялся и сказал:
— Я возвращаюсь в Лидан, государь, и бросаю вашу службу.
Грустно улыбнулась ему Изольда. Динас сел на своего боевого коня и удалился, печальный и угрюмый, потупив голову.
Изольда стоит перед костром. Вокруг нее толпа кричит, проклиная короля, проклиная предателей. По лицу Изольды текут слезы. Она одета в узкий блио серого цвета, с тонкой на нем золотой полоской; золотая нить вплетена в ее волосы, спадающие до ног. Кто бы увидел ее столь прекрасной и не пожалел, у того сердце предателя. Боже, как крепко связали ей руки!
Случилось, что сто прокаженных, обезображенных, с источенным белесоватым телом, приковыляли на костылях под звуки своих трещоток и столпились у костра; и из-под распухших век
Ивен, самый отвратительный из больных, закричал королю пронзительным голосом:
— Ты хочешь, государь, предать огню свою жену? Наказание справедливое, но слишком скорое. Быстро сожжет ее это сильное пламя, быстро рассеет буйный ветер ее пепел; и, когда пламя потухнет, муки ее прекратятся. Хочешь ли, я научу тебя худшему наказанию, так, что она будет жить, но с великим позором, вечно желая себе смерти? Хочешь ли того?
Король ответил:
— Пусть живет, но с великим позором, который хуже смерти. Кто научит меня такой казни, того я особо возлюблю.
— Итак, скажу коротко свою мысль, государь. Видишь ли, у меня сто товарищей. Отдай нам Изольду — пусть она будет наша. Недуг разжигает наши страсти. Дай ее твоим прокаженным. Никогда женщина не будет иметь худшего конца. Посмотри, как лохмотья липнут к нашим сочащимся ранам… А она, которой были любы, пока она находилась с тобой, дорогие ткани, подбитые пестрым мехом, драгоценности, покои, изукрашенные мрамором, она, которая наслаждалась хорошими винами, почетом, весельем, — когда она увидит двор твоих прокаженных и ей придется войти в наши низкие лачуги и спать с нами, тогда красавица белокурая Изольда познает свой грех и пожалеет о прекрасном костре из терновника!
…Изольда уходит, и Ивен ее ведет. Ужасный сонм вышел из города. Они направились по дороге, где Тристан сидел в засаде…
Тристан отбил королеву — и она уже больше не испытывает никаких страданий. Он разрезал веревки, связывающие ее руки; и, покинув равнину, они углубились в лес Моруа. Там, в густой чаще, Тристан почувствовал себя в безопасности, как за стеной крепкого замка…
В глуби глухого леса с великим трудом, словно преследуемые звери, они бродят и редко осмеливаются к вечеру возвратиться на вчерашний ночлег. Питаются они только мясом диких зверей, вспоминая с сожалением о вкусе соли и хлеба. Их изможденные лица побледнели; одежда, раздираемая шипами, превращается в лохмотья. Они любят друг друга — и не страдают.
Однажды, когда они скитались по большим лесам, никогда не знавшим топора, случайно они набрели на хижину отшельника Огрина. На солнце, в кленовой роще, вблизи своей часовни, прогуливался тихими шагами старик, опираясь на посох.
— Сеньер Тристан! — воскликнул он, — Узнай, какой великой клятвой поклялись жители Корнуэльса. Король велел объявить во всех приходах: кто тебя поймает, получит в награду сто марок золотом. И все бароны поклялись выдать тебя живым или мертвым. Покайся, Тристан! Бог прощает грешников.
— Мне — покаяться, друг Огрин? В каком же преступлении? Ты, который нас судишь, знаешь ли ты, какое зелье мы испили на море? Да, славный напиток нас опьянил, и я предпочел бы скорее нищенствовать всю свою жизнь по дорогам и питаться травами и корнями вместе с Изольдой, чем без нее быть королем славного государства.
— Да поможет тебе господь, сеньер! Ибо ты погиб и на этом свете, и в будущем. Изменника своему господину следует разорвать на части двумя конями, сжечь на костре, и там, где пал его пепел, трава больше не растет, и пахота на том месте без пользы; там гибнут и деревья и злаки. Тристан, отдай королеву тому, кто сочетался с ней браком по римскому закону.