Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Разумеется, и весь сюжет романа крутится-вертится вокруг несостоявшихся событий, главными из каковых можно считать двойной облом с «любовной линией». Надо сказать, что здесь Пушкину удалось сгустить идиотизм ситуации до предела: амуров от героев автор отгоняет дважды. Наконец, последним и самым главным несостоявшимся событием оказывается и сам «роман в стихах», незаконченный и демонстративно оборванный. Пушкин, впрочем, и не собирался его завершать, о чём честно предупреждал первых своих читателей.

Тему виртуальности можно было бы раздувать и дальше — например, обратить внимание на тот факт, что Татьяна начала «мечтать» об Онегине из-за досужих сплетен соседей (то есть вымечтала себе «любого» из подслушанных разговорчиков — глава 3, VI), а знаменитое письмо Татьяны представляет из себя, если верить автору, вольный перевод с французского, оригинала мы так и не видим. [42]

Но

прервёмся, чтобы констатировать простой факт: вся поэма есть не что иное как большой перечень несостоявшихся событий, неслучившихся с героями, короче говоря — большой мыльный пузырь. В последних строфах мыльный пузырь протыкается несколькими словами, и читатель, отряхиваясь от брызг, чувствует, что остаётся ни с чём, ибо, оказывается, ничего и не было. Читатель всякий раз ждёт очередной рифмы «розы» — ему даже дают её понюхать — но всякий раз отнимают, как сосиску на верёвочке из-под носа голодной собачки.

42

В отличие, например, от французских фрагментов в прозе Толстого, которые сейчас переводятся отдельно.

У Станислава Лема есть рецензия на ненаписанную книгу, в которой все описываемые события отменяются текстом. Начинается она словами «Поезд не пришёл». Однако непришедший поезд всё-таки вызывает у читателя некие ожидания, какие-то картинки успевают всплыть — скажем, вокзал, перрон, ожидание. Их нужно стереть. Поэтому дальше идёт рассуждение о том, что никто не стоял на перроне, да и самого перрона не было, и так далее: весь набор образов, всплывающих по ходу зачёркиваний, сам безжалостно зачёркивается. Хармс расправился с этим сюжетом ещё проще — историей про рыжего человека без глаз и ушей. Дальше выясняется, что и рта у него не было, и тела, и вообще «уж лучше мы ничего не будем о нём говорить». Трудно сказать, спёр ли Лем хармсовскую идею. Но надо признать, что весь Онегин — это и есть вот такая история про несуществующего человечка, с которым ничего не случилось, потому что его не было, «и, пожалуй, не будем о нём ничего больше говорить» (обрыв романа).

При этом текст навязчиво реалистичен, насыщен труднопредставимым количеством мелких деталей, создающих ощущение достоверности. Именно здесь, в «Онегине», правит бал «всесильный бог деталей». Тут тебе и подушки, поправляемые под изголовьем больного, с волчихою голодной выходящий на дорогу волк, снег на третье в ночь, зелёное сукно, горячий жир котлет, мороз и солнце, короче — все бирюльки, из которых была построена пирамида Великой Реалистической Традиции. Тем не менее, из этих реальных до щекотки в носу бирюлек строятся вполне химерические объекты.

Главным виртуальным персонажем у Пушкина, однако, является сам же главный герой, пресловутый Онегин. Это первый, но далеко, далеко не последний в русской литературе, «человек без свойств». Социально — побочный продукт пресловутого указа о вольности дворянства, по старым русским понятиям — бездельник, прощелыга и бабник (с явными задатками альфонса), он может быть охарактеризован одним-единственным словом: лжеевропеец. Всё, чем он «берёт» простодушную публику — это тщательная имитация внешних признаков причастности к западной культуре, начиная от блестящих штиблет и кончая «экономией» и «Адамом Смитом» (ох, как русским ещё аукнется этот «Адам Смит»). Других культурных капиталов у него нет, как, впрочем, и денежных (с точки зрения «экономии» — очень кстати помер дядя), но для жизни в виртуальном обществе (в каковое быстро превратилось «освобождённое» от обязанностей перед Государем и Отечеством дворянство) довольно и этого необременительного багажа. Плюс «наука страсти нежной», то бишь умение строить куры [43] и делать хороший секс. [44]

43

Если кто не знает. «Куры» в данном случае не имеют отношения к домашней птице, зато имеют прямое отношение к латинскому cura — забота, попечение, покровительство. «Его превосходительство любил домашних птиц и брал под покровительство хорошеньких девиц». Говоря современным языком, «строить куры» означает «предлагаться девке в качестве папика».

44

То, что речь идёт именно об этом, доказывает ссылка на Овидия. «Наука любви» — довольно скучное по нынешним временам сочинение, посвящённое вопросам «завоевания женщины». В конце даётся несколько практических рекомендаций из области камасутры (в ту пору общеизвестных, как о том напоминал в «Скорбных элегиях» сам Овидий, изгнанный Августом из Рима за «безнравственное сочинение»).

Если присмотреться, то у Онегина нет даже настоящего имени. «Евгений» — греческое «благородный», то бишь дворянин. Что касается «Онегина», то эту курьёзную фамилию можно с одинаковым успехом прозводить как от реки Онеги, так и от местоимения множественного числа третьего лица женского рода — «оне». Соответственно, «Онегин» [45] означает «ихний», то есть «принадлежащий каким-то женщинам». Итак, «Евгений Онегин» = «дворянчик-вертопрах». [46]

45

Проницательный читатель спросит: а всё ли в порядке с ятями? Смотрите сами, если есть время.

46

Если пойти дальше, то можно договориться до того, что Онегин — это хайдеггеровский das Man, но не будем волю воображению слишком много воли.

Пушкин, однако, «всё-таки реалист»: с виртуальным героем и происходят события тоже виртуальные, то есть не происходят вообще. Единственным пострадавшим (если здесь это слово уместно) оказывается бедняга Ленский, но и то лишь потому, что предварительно «сошёлся» с призраком слишком близко, в результате чего и сам частично приобщился виртуального существования в виде двух косых теней несостоявшихся биографий, тщательно заранее обрисованных и обмусляканных. Что касается Татьяны, то, как уже было отмечено, для неё никакого «евгения» и не было: так, «мечта», навеянная пересудами, наложившимися на бекграунд французских чувствительных романов. В другое время Татьяна, разумеется, влюбилась бы в «алан—делона»: ну, того самого, который «не пьёт одеколон».

Существует легенда о «потёмкинских деревнях», сочинённая в русофобских целях западными бумагомараками. Пересказывать не буду: увы, «и так все знают». Так вот, Онегин скучал именно что в потёмкинской деревне. (Куда, к великому нашему сожалению, со временем переселились все «русские умные и честные люди»).

Но со временем маленькая фигурка «лишнего человечка» начала угрожающе раздуваться. Нетрудно заметить, что гоголевский Хлестаков — это всё тот же виртуальный персонаж, лжеевропеец и самозванец, обманывающий простодушных провинциалов «петербургским платьем» и прочими свойствами: «взгляд и нечто» — хотя, впрочем, не гнушающийся и враками. Таков же и Чичиков, виртуальный стяжатель виртуальных объектов, пресловутых «мёртвых душ». Такова же и бесконечная череда «лишних людей», бесчисленные жизнеописания которых и составляют корпус классической русской литературы.

Тут уже попахивает бесами. Когда Набоков определял Чичикова как «мыльный пузырь, выдутый чёртом», он явно имел в виду (впрочем, не прямо «в зраке», а, как всегда у Набокова, боковым зрением) дальнейшую эволюцию образа. Лжеевропеец обзавёлся «пиньджаком с карманами» по немецкой моде и прытко-прытко поскакал по Руси, пощёлкивая перышком, — орудием страшным, ибо им можно «прописать сатиру» (чего боялись ещё гоголевские чиновники). То есть превращаясь в «русского журналиста», пиарщика и революционера.

Мы как-то всё время забываем о том, что русские революционеры, точнее говоря, их вожди и пророки, были именно что журналистами и лжеевропейцами. Ленин [47] и Троцкий были именно что журналистами, журналистами до мозга костей, то есть тогдашними «киселёвым и доренкой». И вечными эмигрантами, «женевскими жителями». И, разумеется, читывавшими «Адама Смита» (то бишь «маркс—энгельса»), ибо без этого никак невозможно. Впрочем, тема «разносчиков новостей» опять же гоголевская: если кто помнит, саму идею Хлестакова как «ревизора» подали некие Бобчинский и Добчинский, вестовщики и проныры, лица до того ничтожные, что даже после разоблачения проходимцы ничего кроме как досадливого «шуты проклятые» и «колпаки» в свой адрес не услышали, и за базар, увы, никак не ответили.

47

Я думаю, что самый знаменитый псевдоним господина В.И. Ульянова был образован именно из фамилий Онегина и Ленского: Лен(ский)+(Онег)ин. О виртуальности самого Ленина, чья настоящая жизнь началась после смерти, я рассуждать не буду: тут уже слишком напачкано.

Поделиться:
Популярные книги

Виконт. Книга 2. Обретение силы

Юллем Евгений
2. Псевдоним `Испанец`
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
7.10
рейтинг книги
Виконт. Книга 2. Обретение силы

Наследник

Шимохин Дмитрий
1. Старицкий
Приключения:
исторические приключения
5.00
рейтинг книги
Наследник

Измена. Свадьба дракона

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Измена. Свадьба дракона

Мастер 4

Чащин Валерий
4. Мастер
Фантастика:
героическая фантастика
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Мастер 4

Запрети любить

Джейн Анна
1. Навсегда в моем сердце
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Запрети любить

Великий князь

Кулаков Алексей Иванович
2. Рюрикова кровь
Фантастика:
альтернативная история
8.47
рейтинг книги
Великий князь

Идеальный мир для Социопата 13

Сапфир Олег
13. Социопат
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Социопата 13

Огненный князь 4

Машуков Тимур
4. Багряный восход
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Огненный князь 4

На границе империй. Том 9. Часть 3

INDIGO
16. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 9. Часть 3

Я – Орк

Лисицин Евгений
1. Я — Орк
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я – Орк

Шериф

Астахов Евгений Евгеньевич
2. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
6.25
рейтинг книги
Шериф

Вечный. Книга IV

Рокотов Алексей
4. Вечный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Вечный. Книга IV

Кодекс Охотника. Книга XVIII

Винокуров Юрий
18. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XVIII

Прометей: каменный век II

Рави Ивар
2. Прометей
Фантастика:
альтернативная история
7.40
рейтинг книги
Прометей: каменный век II