Нет времени

Крылов Константин Анатольевич

Запад — это политический проект. Это совокупность государств, объединённых не столько географической, языковой, или культурной близостью, сколько единообразием «принятых порядков», то есть систем администрирования, управления, ведения дел (в самом широком смысле слова). Эти системы появились несколько веков назад на территории Западной Европы и с тех пор распространились по всему миру, сделавшись de facto «цивилизационным стандартом». Важно, однако, вот что. В истории был период, когда практически весь мир, за исключением нескольких государств и культур, находился под прямым контролем Запада. В колониальный период Запад был в буквальном смысле слова везде. Все государства, возникшие в ходе «деколонизации», были созданы (именно как политические организмы) западными людьми.

Я бы сказал так: страны «третьего мира» являются государствами ровно в той мере, в какой они являются западными государствами. Большинство этих стран сохранили языки колонизаторов в качестве государственных (например, так поступили Индия и Нигерия), их управленческие структуры копируют аналогичные конструкции бледнолицых в пробковых шлемах, и т. д. Разумеется, какие-то «местные черты» сохранились, — но именно как помехи в работе механизма, установленного и смонтированнного белыми (как, например, тот же африканский трайбализм). Успешная же модернизация обозначает успешную вестернизацию. Та же Япония, жёстко вестернизированная американскими войсками и американскими же менеджерами, сохранила реальной «самобытности» ровно столько, сколько позволили американцы.

В тех случаях, когда эти механизмы ломались, воцарялась нищета, дикость, и хаос, но не возникало ничего оригинального, — а, значит, и опасного.

В настоящее время Россия является единственным крупным государством, не имеющим опыта долговременной западной оккупации (Китай подобный опыт имел). Все политические институты, существующие на этой территории, были созданы не непосредственно Западом, а, в лучшем случае, на условиях «работы по патенту». Более того: в XX веке России удалось создать (на короткое время) альтернативную западной систему управленческих институтов, которая оказалась транслируемой (например, опыт создания и функционирования «партии нового типа» востребован Китаем, а также рядом других стран с авторитарными и полуавторитарными режимами). В этом смысле Россия — самая «антизападная» страна мира; Индия или Сингапур куда ближе Западу, чем мы.

Это проявляется и на деле. Западные бизнесмены охотно вкладывают средства в экономики Индии, Китая, Кореи, Филиппин, не говоря уже о «почти совсем своих» латиноамериканских странах. А западные эстеты охотно читают какого-нибудь очередного Рушди, Павича и прочих «интересных этнических авторов», дают призы «новой волне иранского кино» и расточают похвалы «реализму корейских режиссёров». Нет, нас не замечают не из-за «разницы в размерах»: все более мелкие уже отмечены хоть маленьким, но приятным знаком внимания. Только русским ничего не достаётся на мировом рынке аплодисментов. И, очевидно, не достанется никогда.

Русским это, разумеется, кажется несправедливым: в конце концов, почему мы, «почти европейцы» по географическому положению, расовым характеристикам («мы же белые, в конце-то концов!») и культуре, столь явно исключены из области «доброжелательного взаимного интереса». Но не стоит обольщаться: тот факт, что мы белые, и внешне напоминаем европейцев, нам скорее вредит в их глазах. Потому что сходство без тождества вызывает куда большее отвращение, чем явно выраженная чуждость. Человек может любоваться пушистым котёнком, собачкой, даже лягушкой и червём — а вот обезьяны обычно вызывают отвращение, именно потому, что они слишком похожи на людей. разумеется — на уродливых людей. Русский для европейца — такая же обезьяна, отвратительная своей похожестью на «настоящего белого человека». [177]

177

Это не исключает того факта, что на Западе попадаются русофилы. Однако их единицы, чего не скажешь о синофилах или о каких-нибудь поклонниках «индийской мудрости».

Теперь вернёмся к странноватой реакции русских людей на предъявление им их же собственной мифологии. Почему, собственно, мы так тащимся от «туманов Авалона», а вот наши родные «змеи-горынычи» вызывают острое желание поглумиться? И, опять же, никакая «Бхагавадгита» и прочая густая азиатщина такого желания тоже не вызывает?

Ответ, увы, очевиден. Всё дело в том, что нас научили смеяться над собой.

Научила нас этому, естественно, «европеизированная» (тут нужны пудовые кавычки) интеллигенция, которая всю свою историю занималась вывозом русского символического капитала на Запад, импортируя сюда западный секонд-хэнд. В этом смысле глумление над «горынычем» и «кащеем» — того же самого свойства, что и глумление над «рюсским мужуком», который «ест блины» и «ходит в лаптях». В то же время какие-нибудь поганые «мюсли» или голландские деревянные башмачки вызывают исключительно умиление — как, впрочем, и «батик», африканские резные маски, или статуэтки Будд. Смеяться же тянет только над «лаптями» — и только потому, что это «что-то русское».

Известную роль сыграла в этом и советская власть, с её весьма избирательным подходом. Киносказки Роу, на которых выросли несколько поколений отроков и отроковиц, приучили нас к тому, что «своё» непременно забавно. И, при всей гениальности Милляра, «кощеи» и «бабы-яги» в его исполнении напрочь закрыли возможность той трансформации, которую JRRT проделал с «эльфами» — существами исходно ничуть не более почтенными. Один из сильнейших ходов Профессора — чудесное превращение «малого народца», порхающего над цветочками, во вполне серьёзный и трагический Избранный Народ.

6

Что же делать? Первая приходящая в голову программа — «западников не переводить, об эльфах не писать» — вполне утопичен: родные осины от этого нам не станут милее, более того — подсаженное на

героин

«авалон» наше национальное сознание начнёт жестоко страдать от абстиненции. В отсутствие товарища Сталина, который реально мог бы прикрыть все эльфопитомники и драконовые садки, это привело бы только к повышению акций «западного Авалона». Попытка же потихоньку приучить читателя к «своему родному» будет эффективно блокирована очередным приступом глума: на каждого честного проповедника «славянских древностей» найдётся свой Успенский, умный, ироничный, безжалостный, который с удовольствием сделает из несчастной славянщины очередной антрекот.

Тем не менее ситуация не так уж безнадёжна. Существуют два направления, которые имеет смысл разрабатывать, в надежде на лучшее будущее.

Во-первых, мы очень плохо знаем собственную традицию, — а, значит, ещё не всё в ней обсмеяно и обгажено. Имеет смысл забраться поглубже в древность, хотя бы на предмет расширения кругозора. Конечно, вернуть подобающее величие «бабе-яге», «кощею» и прочим «бабаям» в ближайшие полвека будет трудновато. Но ведь не на них свет клином сошёлся. Можно раскрыть «Мифологический словарь» на статье «Славянская мифология», и почерпнуть оттуда достаточно, чтобы начать водить пером по бумаге.

Во-вторых, имеет смысл разрабатывать и европейскую тематику — но в специфическом ракурсе. Коль скоро вложения в «авалон» приводят к банальному самоограблению, имеет смысл вложиться в его противников. То есть — развернуть индустрию производства антизападного мифа, последовательно героизируя и прославляя тех мифологических персонажей, которые на Западе играют роль «плохих парней». Грубо говоря, сознательно встать на сторону Тьмы, исходя из того, что «ихняя Тьма — наш Свет».

По этому пути, собственно, уже идёт отечественная фэнтези. Например, известный перумовский сериал совсем не случайно кончается разоблачением толкиеновских «Валаров» и апологией их врагов. И, при всей несимпатичности «ниэннаховщины» и сомнительных литературных достоинствах «Чёрной книги Арды», распространение культа Мелькора и Саурона радует. На очереди — российская обработка артуровского цикла, написанная с позиций феи Морганы и рыцаря Мордеда. И так далее.

Кстати сказать, подобные эксперименты могут иметь куда большее значение, чем кажется на первый взгляд. Нынешняя западная фэнтези есть современный извод мифологии, а мифология — вещь серьёзная. Как писал проницательный Шеллинг, касаясь мифа, мы имеем дело «не с вещами, но с властями, действующими в глубинах сознания». И пока мы не отвергнем эти власти со всеми их претензиями, мы будем оставаться внутренне безоружными перед ихним «Авалоном».

Возвращаясь к литературе. Итак, у нас есть два пути. Во-первых, введение в оборот малоизвестной части славянской мифологии: в конце концов, наш читатель плохо представляет себе, кто такая «птица Сирин».