Нет жалости во мне
Шрифт:
– Я за Тимоху, понял? Со всем отсюда... э-э... вылетающим!
– Каким таким вылетающим? Ты чо несешь, баран!
– А то и вылетающее, что пуля из ствола. Тимо-ха не смог, а я смогу... А за барана ты ответишь! – хищно сощурился Алик. – И не Тимоха с тебя спросит, а я!
– Ну, ты меня достал!
И все-таки Полторанин дал отмашку. Но прежде чем его церберы сорвались с цепи, Алик успел боднуть его головой в переносицу. А делать это он умел...
Одного телохранителя Алик встретил ударом в пах. Куда метил, туда и попал, да так удачно, что парень едва не родил от боли. Только вот беда, вместо того чтобы схватиться руками за отбитое место,
После первого падения он смог подняться, даже умудрился сбить с ног одного нападающего. Но тут к двум амбалам присоединился вдруг третий, теперь шанс Алика на победу разлетелся на куски, как сознание после сокрушительного удара по шее.
Очнулся он от сильных ударов, сыпавшихся на него со всех сторон. Лицо всмятку, во рту кровавое крошево, в животе ливерный фарш. Боль сумасшедшая, но сознание тухнет, как лампочка под слабеющим напряжением, и наступающая тьма кажется спасительной...
В следующий раз он очнулся уже в машине «Скорой помощи». На лице маска искусственного дыхания, тела нет, вместо него сгусток пульсирующей боли. И душа, казалось, висит на волоске... Смерти Алик не боялся, но и умирать не хотелось: как-никак только жить начал. Но если отбойщики Полторанина превратили его в инвалида, лучше сразу отбросить коньки, не доезжая до больницы. К черту боль и мучения...
Алик снова лишился чувств и не приходил в себя до самой больницы. Оказалось, что ему проломили череп, срочно нужна была операция. Перед тем как врач наложил на него маску наркоза, он успел назвать телефонный номер своей жены.
Сутки он пролежал в реанимации, а потом его перевели в отдельную палату, которую выкупила для него Катька.
– Ну и куда тебя занесла нелегкая? – сокрушенно спросила она.
И нежно провела рукой по многослойной повязке на голове. Ответить Алик не мог. Слабость была такой, что лень было напрячь мышцу языка. Да и зубов у него было мало, чтобы говорить. Еще и проволочная шина во рту, для сращивания сломанной в двух местах челюсти. Да и не стал бы он говорить ей, что собирался поразвлечься с Анжелой. Может, он действительно на всю жизнь останется инвалидом. Кому ж он тогда нужен будет, если не Катьке? Только на нее он и мог сейчас рассчитывать. Так зачем же тогда ее злить?
– А я знаю – куда, – скорбно вздохнула она. – К Анжеле ты ходил... Да, к той самой, с которой от меня уехал...
Алик многозначительно закрыл глаза. С одной стороны, да, он виноват, потому как хотел тряхнуть величиной. Но с другой стороны, нечего было самой по кочкам скакать.
– Я все знаю... Ты жил с ней, потом вернулся ко мне. Теперь снова к ней захотел?.. Только ты знай, я тебя ей не отдам! Я не для того тебя десять лет ждала!
И снова он оказался под плотной опекой жены. Она оставалась с ним на ночь, кормила и поила его из трубочки. Ходить он не мог – слабость, сильное головокружение и несколько сломанных ребер. Но Катька ловко управлялась с «уткой», после каждого раза обмывала его теплой водой... Вот такая была у него жизнь – журавль в небе, синица в руке и «утка» под кроватью...
Со временем головокружения прошли, дырка в черепе затянулась, челюсть и ребра срослись, исчезли без следа ссадины и синяки. А потом Катька отправила его к стоматологу, чтобы восстановить зубы. В этот раз обошлось без участия ее мамы, которая, так же как и отец, и видеть зятька не желала. Впрочем, Катька и раньше не особо-то считалась с мнением
Он выздоровел, но не перестал нуждаться в ее заботе. Работать он не хотел, а у нее дома его снова ждал полный пансион. Ему нужно было полностью восстановить в себе прежние силы, чтобы можно было и бегать, и прыгать, не рискуя сломать голову от приступа внезапной слабости. Ему нужно было время, чтобы прощупать черные рынки города, и деньги, чтобы купить боевой ствол.
Раньше Алик мстил за погибшего друга, сейчас же он собирался спросить с Полторанина за самого себя. И он точно знал, что не успокоится, пока не провентилирует башку этому самодовольному болвану. Алик не из тех, кто безропотно сносит обиды. Что в зоне, что на воле – он спрашивает жестко и беспощадно. А кто не верит, пусть сам в этом убедится...
Глава 16
Рыбьи глаза хороши в ухе, но плохо, когда они человеческие и смотрят на тебя в упор.
– Да нет, серьезно, нормальный ствол, чистый!
Человеку с такими глазами доверия нет, и Алик почти не сомневался в том, что ему нагло врут.
– Чистый – это когда в заводской смазке. А этот у тебя где-то в схроне лежал...
Внешне «ТТ» выглядел вполне пристойно – вычищенный, смазанный, патроны в запасной обойме один к одному. Предохранитель снимался легко – нажал на спусковой крючок, и все. Дожал – выстрел. И главное, на стволе были нарезки, а в комплекте имелся глушитель, в жерле которого угадывался запах пороха. Это и смущало Алика.
– Ну, лежал... Я на зоне мотал, а он лежал... Сейчас он мне уже не нужен, вот и продаю...
Алик не долго искал черного продавца. Зашел в один оружейный магазин, покрутился вокруг него, то же самое проделал со второй точкой, с третьей... А на пятой его подкараулил придавленный жизнью, заплывший жиром, но уже высыхающий изнутри тяжелоатлет. От него заметно разило перегаром. Было видно, что парень нуждался в средствах на бутылку. Поэтому и предложил Алику ствол, на который не нужно было оформлять лицензию. Но просил за него немало – восемьсот баксов.
Алик согласился взять товар, поэтому и оказался на дальней поляне в городском парке, с одной стороны загороженной кустарником, а с другой – бетонным забором. Место тихое, безлюдное, но Алика это не пугало. Была бы опасность, он бы ее почувствовал сразу.
– А срок мотал за что?
– Ну, может, слышал про черняховских, – с неохотой сказал толстяк, нервно глянув по сторонам.
– Нет, я не местный, – соврал Алик. – Сюда за стволом приехал.
– Ну не слышал, тогда чего говорить... Блатота нас крепко прижала. Из-за одного козла, который старших наших вальнул... А-а, что там говорить! Все под нами, считай, было, а теперь Касатон все под себя хапнул... – Спохватившись, парень снова бросил взгляд по сторонам. – Да нет, я к нему не в претензии. Я уже давно не при делах. Мне бы вот ствол толкнуть...
– Лоху толкни, – ухмыльнулся Алик. – Из этой волыны человека вальнули, эта волына в розыске, а мне палево, сам понимаешь, ни к чему.
– Да никого я не валил! – Толстяк не выдержал тяжести его взгляда, отвел в сторону глаза.
– Так никто и не говорит, что ты кого-то завалил. Просто по наследству волына досталась... Ствол нарезали, глушитель в деле был. А ты говоришь, никого...
– Ну, может, просто стреляли, ну, баловались...
– Ты это лохам втирай, пусть они тебе восемьсот баксов за такое палево платят.