НеТемный

Изотов Александр

Рано радуешься, глупец. Я только размялся.

— Тогда, значит, дела плохи в Моредаре? — небрежно вырвалось у меня.

— Ты что творишь, громада?! — зашипел бард.

О, да, реакция была предсказуема. Сразу же взорвался Мирон, выскочив вперёд сидящего мага — он даже отбросил копьё и потянул меч из ножен.

— Да как ты смеешь, северное посмешище! Я всегда знал, что ваша обезьянья религия — это пища для пустобрёхов!

Вайкул тоже встал. Вид у него был оскорблённый.

— Северный невежда, ты смеешь разевать

свой рот на честь Нереуса Моредарского?

— И в мыслях не было! — я сделал испуганное лицо, — Но что я должен был подумать, если вы все боитесь подсылов?! Кто тогда замышляет против царя Раздорожья, что сразу хочет убить его сыщиков?

Вайкул уже поднял свой посох, намереваясь каким-то образом меня наказать. Мирон шёл ко мне с обнажённым клинком.

Ладно хоть, мой трубный голос было слышно в каждой точке нашего сборища. Мои слова дошли до них спустя пару мгновений, и Мирон чуть не споткнулся, застыв на полпути.

— О чём ты… кхм… лиственник Малуш? — с лёгкой хрипотцой спросил сотник.

— И вправду, — вдруг подал голос бард, уловивший правила моей игры, — Да нет, святоша, тебе показалось. Никто тут и не замышляет!

По дружине прокатился ропот. Неуверенный, растерянный. Одно дело, защищать честь своих царя и кнеза, а другое — порочить её своим поведением.

Вообще, я рисковал. Если бы тут и вправду все замышляли против Раздорожья, то они бы только посмеялись и прирезали меня, как свидетеля. Но конфликт между людьми кнеза и царя был не просто так.

Вайкул со стуком опустил посох и несколько секунд раздумывал над ответом. Он сам загнал себя в западню, и пришлось ему помочь.

— Если господин старший маг позволит, я бы хотел пролить истину и в его сердце. Лиственный Свет всегда готов согреть любое сердце, открывшееся ему, — и я просто кивнул в сторону, приглашая отойти.

— Истину, говоришь? — недовольно буркнул наместник, но уже гораздо тише, — Так ты и вправду подсыл?

Надо отдать должное барду, он ничем не выдал своего изумления. Нет, он так и таращил на меня глаза, но Креона делала то же самое, и всем вокруг казалось, что спутники удивлены моему разоблачению.

А меня уже доконало тугодумие Вайкула. Ох, вестник тупости, неужели придётся прямо ему говорить?

— Быть может, настало время проповеди наедине? — я снова выразительно кивнул в сторону, — Все знают, что великие дела любят тишину.

— У меня нет секретов от моей дружины, — проревел сотник Мирон, только-только вернувшийся за спину Вайкула.

— И у меня! — рявкнул позади нас Платон.

Я едва сдержал улыбку. Наивные. Сразу видно, что это воины — замутнённые своей слепой верой в честь и достоинство, где любой спор решается примитивнейшей силой.

Вайкул поднял руки. Его посох вспыхнул белым пламенем, озарив лица воинов, и в глазах замерцали грозные молнии. Синяя мантия окрасилась в багровый цвет, всполохи пламени едва не раскрыли грозовые крылья за спиной мага, и вся дружина, ахнув, отошла на шаг.

В этот момент Вайкул больше напоминал небесного воителя, испускающего гром и молнии, повелевающего ветром, и способного уничтожить любого, кто усомнится в его правде. Неужели маг воздуха?

Его голос рокотал, словно громовой раскат:

— Властью, данной мне Нереусом Моредарским, — он обвёл всех взглядом, — приказываю готовиться к ночлегу!

Эффектный образ исчез, и Вайкул повернулся к хмурому Мирону.

— Сотник, сделай так, чтобы к нам никто не подошёл.

— Слушаюсь, ваше ветрочарие, — недовольно буркнул тот, а потом, повернувшись, рыком стал раздавать приказы, — Чего стоим?! Живо разворачивать палатки! Бабы ледяной не видели?

Ага, ветрочарие. Значит, и вправду маг воздуха. А если в этом мире есть ещё и бог ветров, то умножаем его силу, и получаем грозного противника. Ну, это если наместник владеет боевыми заклинаниями.

Я обернулся. Десятник Платон стискивал рукоять булавы побелевшими пальцами, но молчал. Он служил своему кнезу, правителю Солебрега, и ему не нравилось, что их ни во что не ставили.

Надо будет воспользоваться его верностью…

* * *

Наместник сидел на своём складном стульчике, поставив стопу на моё топорище, я же вообще расположился на земле полулёжа, опираясь на локоть и сложив ноги. Нас разделял небольшой костерок, весело похрустывающий свежими дровами.

Вокруг, метрах в пятнадцати, в траве виднелись спины воинов. Они стояли, ограждая зону наших переговоров, до нас доносились их весёлые разговоры. Наместник не только разрешил, но и настоятельно рекомендовал им разговаривать — так меньше шансов, что они подслушают.

Лицо Вайкула ничего не выражало, хоть я и чувствовал его раздражение. Если бы я остался стоять перед ним, он посчитал бы это слабостью — будто господин отчитывает раба. Его позиция была бы сильнее.

Пусть я был ещё ниже, но мою позу нельзя было назвать унизительной. Будто бы прилёг отдохнуть у костра, а заодно послушать какую-нибудь байку. Заодно я молчал, жуя травинку и ожидая, что наместник заговорит первым.

На самом деле, информации у меня было мало, и получал я её прямо во время разговора от собеседника.

— Значит, Могута не доверяет Нереусу? — наконец, спросил Вайкул.

Я бросил на него расслабленный взгляд, хотя внутри меня шла лихорадочная работа. Могута — это, стало быть, царь Раздорожья? Я могу и ошибиться, поэтому не буду называть имён.

— Это дела большие, — я лениво сплюнул откушенный кончик травинки, — А мы всё ниже, так высоко не заглядываем. Но солнце всех одинаково освещает.

— Око Яриуса видит всё, тут ты прав.

— Если рыба плеснула хвостом, круги пойдут по всему озеру, — продолжил я.