Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции
Шрифт:
В истории России не было такого периода, чтобы политическая, экономическая и социальная системы функционировали согласованно. К тому же темпы разрастания территории всегда опережали процессы внутреннего саморазвития страны и неизбежно приводили не к укреплению государства, а к потере внутренней устойчивости. Россия гордилась своими габаритами и одновременно боялась их.
Даже поверхностный анализ исторического прошлого России неоспоримо доказывает, что российская государственность относительно спокойно могла существовать только в «замороженном состоянии», т.е. во время правления жестких и требовательных государей. Как только страною правил «либеральный монарх» государственность начинала «оттаивать», и наступало время, которое интеллигенция называла «оттепелью», а историки – «хлябью». Одним словом, в России наступали «смутные времена» и все управленческие системы были вынуждены функционировать в
[86] Кантор В. Какая демократия суждена России? // Октябрь. 1995. № 9. С. 172-183.
Подобных периодов в истории России было множество. Не будет, вероятно, большой натяжкой, если и переживаемое нами время мы отнесем к подобной исторической хляби. Лучше бы, конечно, нам ошибиться, ибо за хлябью неотвратимо последует заморозок, а о нем легко рассуждать задним числом, жить же в такие годы очень даже непросто.
Хотелось бы, хотя это и противоречит всем традициям российской истории, чтобы нынешняя попытка построения у нас демократического общества наконец-то удалась. В противном случае население России, хотя эта страна со времен Екатерины II и причисляет себя к европейской цивилизации, так и не прочувствует, что же означает жить в условиях свободы и законности.
На протяжении многих веков Россия жила в постоянном напряжении: извне ей грозили то татары, то литовцы, то поляки, и она была вынуждена расходовать на содержание войска почти все свои ресурсы. Основная производительная сила страны – крестьяне стали рабами государства, и оно, получив неисчерпаемый источник для пополнения войска, одновременно создало себе дополнительный, уже внутренний очаг постоянной напряженности. Нужны были силы, чтобы держать в узде свой собственный народ. Во времена правления Ивана Грозного (XVI век) такая сила была найдена. Это «государев страх». Именно он стал впоследствии основным механизмом всех крутых новаций, он помог патриарху Никону в XVII веке и Петру Великому в XVIII веке. Живет он в потайных уголках загадочной русской души по сию пору.
Можно приводить еще множество чисто российских факторов, как бы предопределивших специфический характер русской истории. Это и малое число городов, разделенных почти незаселенным пространством, и многочисленные «национальные территории», постепенно превращенные в резервации, и концентрация культуры, а затем и науки всего в нескольких крупных центрах, что привело к резкой поляризации уровня культурной зрелости народа, и многое другое.
Андрей Белый в 1908 г. так зарифмовал свою боль:
Роковая страна, ледяная,Проклятая железной судьбой –Мать Россия, о родина злая,Кто же так подшутил над тобой?Никто, разумеется, не виноват в тяжкой российской истории. Перед историей, кстати, никто и не может быть повинен, если вслед за Пушкиным все же считать, что история страны – от Бога. Все, следовательно, шло так, как предначертано. Все потрясения, исторические катаклизмы, даже общенациональные трагедии, одним словом все, что люди расхлебывают своей жизнью, – не более чем искупление грехов прошлых поколений. Грехи же затираются только временем, т.е. все той же историей. Поэтому единственное, что требуется от человека, это осознать смысл своего прихода в этот мир и жить без стенаний и ропота.
Полезно к тому же запомнить слова К. С. Аксакова: «Опас-ность для России одна: если она перестанет быть Россиею».
А что же это такое – Россия? Знать бы. Хоть бы Пушкин подсказал или тот же Аксаков. Так нет же – молчат…
Часть II
Intelligentsia
Глава 4
Кто вы? Откуда вы?
Легко догадаться, что упоминавшиеся нами западники и славянофилы – это как бы две торчащие в разные стороны ветви одного ствола, именуемого русской интеллигенцией. Именно русской, ибо явление это наше, национальное, в нашем столетии почти не знакомое другим народам.
«Я не берусь решить… чудо она или чудовище, – я только знаю, что это, в самом деле, нечто единственное в современной европейской культуре», – писал в 1906 г. об интеллигенции Д. С. Мережковский [87] . В определенном смысле с ним согласен и Г. П. Федотов, назвавший русскую интеллигенцию «единственным и неповторимым явлением истории» [88] .
О русской интеллигенции размышляли многие, особенно в конце XIX века и в продолжение всего века XX: писатели и поэты, ученые и политики. Пытались давать четкие (как казалось авторам) определения этого понятия, анализировали характерные черты, коими наделена интеллигенция, выясняли ее роль в многочисленных трагических разворотах российской истории. Однако ни одно из оп-ределений так и не прижилось и в конце концов было признано, что русская интеллигенция – понятие ассоциативно-эмоциональное, допускающее, к сожалению, почти вольное толкование.
[87] Мережковский Дм. Больная Россия. (Избранное). Л., 1991. С. 32.
[88] Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 404.
Принято считать, что в русский лексикон слово «интеллиген-ция» было введено во второй половине XIX века с легкой руки «торопливого», как его назвал В. О. Ключевский, писателя П. Д. Боборыкина [89] . Прижилось это слово сразу и навсегда только потому, что некий автор (назовем его П. Д. Боборыкиным) обозначил им не интеллект вообще, как переводится Intelligenz, intelligence со всех европейских языков [90] , а специфическую социальную группу русских людей, наделенную, помимо интеллекта, еще рядом качеств, что обеспечивает им особое предназначение в жизни общества.
[89] Боборыкин П.Д. Русская интеллигенция // Русская мысль. 1904. № 12. (Придумал это слово писатель якобы еще в 1886 году или двумя десятилетиями раньше, но свет оно увидело лишь в 1904 г. Поэтому сомнительно, если помнить об А.П. Чехове, чтобы автором этого термина можно было считать именно П.Д. Боборыкина).
[90] Лебедев В.П. Русская интеллигенция под прессом власти // Наука и власть. М., 1990. С. 77-94; Гудков Л. Интеллигенты и интеллектуалы // Знамя. 1992. № 3-4. С. 204-220.
(Подчеркнем еще раз: не оспаривая тот факта, что именно П. Д. Боборыкин ввел в русский лексикон слово «интеллигенция», все же заметим, что сделал он это, вероятно, много раньше, чем принято считать, т.е. где-то в 60-х годах. Можно было бы, конечно, поднять все труды Боборыкина и установить истину, но нам на это занятие отвлекаться не хочется, поэтому ограничимся косвенными критериями своей правоты. И основным является тот, что такой тонкий и чуткий писатель как А. П. Чехов, уже с середины 80-х годов не просто часто употреблял это слово, причем без кавычек и каких бы то ни было оговорок, но и успел невзлюбить тот пласт русских людей, которых по праву называл интеллигентами).
Об особом предназначении интеллигенции мы еще поговорим. Пока лишь заметим, что на Западе русским интеллигентом называют интеллектуала, находящегося в идейной оппозиции к влас-ти [91] . Этим подчеркивается не столько культурологическая, сколько общественно-социальная значимость интеллигенции.
Применительно к XIX столетию можно безошибочно сказать, что и нигилисты, и народолюбцы, и кающиеся дворяне, не говоря уже о широком спектре разночинцев, – все это интеллигенция. Безусловно к интеллигентскому племени принадлежали и первые активные разносчики марксизма по российской земле. Интеллигентами были и такие «интеллектуальные ястребы» как М.А. Бакунин, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев и многие другие.
[91]Художник и власть (круглый стол) // Иностранная литература. 1990. № 5 (слова Л. Аннинского); Грязневич В. Поводыри слепых (интеллигенция как социальный феномен) // Звезда. 1991. № 11. С. 107-113.