Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции

Романовский Сергей Иванович

Максимализм русского человека, его тягу к Абсолютному Н. А. Бердяев связывал с глубинной, подчас неосознаваемой его религиозностью. Это, конечно, так, ибо поклонение Абсолютному, без деформации сознания человека, может быть только религиозным. Но коли само миросозерцание русского человека тоталитарно, то он невольно как к Абсолютному относится и к продуктам человеческого разума, его сознание так устроено, что он внутренне всегда готов воспринять их как Абсолютную истину. Поэтому религиозное поклонение в России всегда органично сочеталось с идолопоклонством.

Нравственной базой одного из популярных у интеллигенции второй половины XIX века «социалистического миража» оказался невероятный сплав веры и атеизма как абсолютной веры. Русская душа, склонная к абсолюту во всем, не могла смириться с тем, что Господь допускает массу несправедливостей в реальной земной жизни. Раз так, то божеская жизнь не во всем правильна, значит, влияние Бога не во всем абсолютно. Абсолютным тогда можно провозгласить атеизм, допускающий самим

влиять на жизнь так, чтобы сделать ее более справедливой, более божеской. Допустив такое, русская радикальная интеллигенция душой приняла возможность, а главное допустимость насильственного передела жизни. Это было фундаментальным нравственным преступлением перед верой. Совершив его, русские радикалы стали спорить уже по частным вопросам, касающимся средств такого передела.

Одним из первых истинный ужас за будущность России без Бога испытал Ф. М. Достоевский. Его «Бесы» – это вопль русского писателя, его заклинание: люди, не давайте воли гордыне! Гордыня – это без Бога! А без Бога – все дозволено! В этом – беспросветность. В этом – конец! Достоевский подобную будущность России не столько даже понял умом, сколько прочувствовал душой, сколько провидел сквозь время [142] .

Приведу классический образчик чисто интеллигентского вuдения «светлого будущего». Великий русский кристаллограф Е. С. Федоров, захваченный революционным бунтарством 1905 г. и даже вознесенный его волной на выборный пост директора Петербургского Горного института, публикует в двух номерах практически недоступного для широкой публики ведомственного журнала (и на том спасибо) философско-методологическое эссе «Перфекцио-низм». В нем он обосновал так называемый «закон перфекционизма», т.е. более общее выражение закона эволюции Ч. Дарвина. Он как ученый-естественник понимал, что «в лоб» эволюционную тео-рию к развитию общества не пристегнешь. А очень хотелось, ибо она содержала все желанные для русского интеллигента факторы эволюции общественного развития: борьбу и выживаемость более совершенных форм.

[142] Плимак Е. «Трагедия гения». Достоевский и «нигилизм» в России // Свободная мысль. 1993. № 17-18. С. 77-89; Кантор В.К. Карнавал и бесовщина // Вопросы философии. 1997. № 5. С. 44-57.

И Е. С. Федоров сочиняет свой вариант «неравномерной эволюции». Правила же этой неравномерности и выводятся через законы перфекционизма. Для их обоснования он сделал все необходимые уступки строгой методологии: ввел представление о «кон-сервативных душах», наилучшим образом приспособленных именно к данному моменту. Ясно, что консерватизм, по Е. С. Федорову, естественным образом переходит в реакцию. Появляются «реакцион-ные души». Эти ради собственного спасения пускаются уже на все тяжкие, у них нет не только стремления к истине, но даже представления о ней. Вместе же с истиной, само собой, гибнет и справедливость.

Этим силам зла Е. С. Федоров в лучших традициях русского фольклора противопоставляет добрые силы. Это, конечно, «прогрес-сивные души». Дальше лучше предоставить слово самому Е. С. Федорову. Он в восторге от своих гонимых «прогрессивных душ»: «В своем стремлении к высшей стройности, к “идеалу”, они нарушают стройность, уже укоренившуюся, и чем глубже укоренилась такая стройность, тем уничтожение ее требует больше жертв, требует крови. Против этих душ законы, обычаи, общественная организация; но за ними истина, справедливость, нравственная высота, высшая красота» [143] . Бесы Достоевского у Федорова играют роль прогрессивных душ. Как говорится, приехали…

[143]Фёдоров Е.С. Перфекционизм // Известия Санкт-Петербургской биологической лаборатории. 1906. Т. VII. Вып. 2. С. 29.

Русская радикальная интеллигенция, искренне желая спасти Россию, в итоге покалечила ее. Но своротив шею монархии, интеллигенция, как точно заметил М. А. Волошин, и себе подписала смертный приговор. Спектакль с трагическим для себя финалом она поставила сама. Интеллигентские идеалы оказались не к месту и не ко времени.

Глава 6

Протуберанцы интеллекта

Остановимся на одном, но зато крайне любопытном сюжете. В середине XIX столетия, во время реформ Александра II, сформировалось характерное явление русской культуры – нигилизм– своеобразное диссиденство прошлого века. Само слово происходит от латинского nihil, т.е. ничего не признающий. В российской интеллигентской среде оно стало весьма популярным после выхода в свет в 1862 г. романа И. С. Тургенева «Отцы и дети», герой которого, Базаров, был назван автором «нигилистом».

Понятно, что само явление выдумал не И. С. Тургенев, он лишь тонким чутьем художника почувствовал те настроения, которые уже витали в определенной части русского общества,

и навесил на них удачную бирку. Как написал Н. С. Лесков, он дал этому явлению лишь «пароль и лозунг». Сам же Лесков назвал нигилистов «уродами российской цивилизации» [144] .

Получилось так, что появление романа И. С. Тургенева совпало с началом александровских реформ, которых после затянувшейся николаевской «зимы» ждали с каким-то нервическим нетерпением. И «отрицателями прошлого» поначалу стали именно нигилисты. Но они не были бы русскими интеллигентами, если бы довольствовались тем, что предлагалось реформаторами. Поэтому уже вскоре нигилисты стали отрицать и реформы, и методы их проведения. А от отрицания один шаг до борьбы. Так нигилизм стал конкретным проявлением русского максимализма, а в «нигилистов» вскоре перекрестили русскую радикальную интеллигенцию, разночинцев прежде всего, в чем большой ошибки не было.

[144] Лесков Н.С. Собр. соч. Т. 10. М., 1958. С. 17.

«Пришел вонючий “разночинец”. – Констатирует В. В. Розанов. – Пришел со своей ненавистью, пришел со своею грязью… И это окружило его ореолом “мрачного демона отрицания”» [145] . Понятно, что именно из нигилистов выросли народовольцы. Это же уродливое явление стало одним из истоков большевизма [146] . Когда большевики совершили государственный переворот, то, как отметил Н. А. Бердяев, к самым вершинам власти «подобрались» Хлестаковы, Верховенские и Смердяковы, ибо руководили революцией «нигилистические бесы», давно уже под разные идеи терзавшие Россию [147] . Мораль русской революции, что утверждал также и С. Л. Франк, – в нигилизме, он упорно развивался и инъецировался в русские мозги всю вторую половину XIX века [148] .

[145] Розанов В. Избранное. Мюнхен. 1970. С. 156.

[146] Кантор В.К. Западничество как проблема «русского пути» // Вопросы философии. 1993. № 4. С.25.

[147] Бердяев Н.А. Духи русской революции // Из глубины. М., 1991. С.252.

[148] Франк С.Л. De profundis. Там же. С. 494.

Подобная, с позволения сказать, философия оказалась со-звучной внутренним потребностям ленивых интеллигентских моз-гов, и радикальная русская интеллигенция с легкостью необыкновенной через истерическую, яростную публицистику внедрила эти идеи в доверчивое русское общество. Тон этой публицистики стал нетерпимым, резким, «маниакальным». Подобную публицистику Н. С. Лесков называл «клеветническим террором в либеральном вкусе» [149] .

А вот что писал А. П. Чехов о любимце русских радикалов Д. И. Писареве: «Оскотиниться можно не от идей Писарева, которых нет, а от его грубого тона… Воняет от критики назойливым, придирчивым прокурором» [150] . Чехова возмутил тон, которым Писарев «об-щался» с произведениями Пушкина.

[149] Аксючиц В. Орден русской интеллигенции // Москва. 1994. № 4. С. 78.

[150] Чехов А.П. Собр. соч. Т. 11. М., 1963. С. 537 (Письмо А.С. Суворину от 11 марта 1892 г.).

Любопытно отношение русских нигилистов к науке, прежде всего к естественным наукам. По словам Н. А. Бердяева, оно было «идолопоклонническим», сомнения нигилистам_интеллигентам бы-ли несвойственны, русский же материализм был начисто лишен скептических начал, он был «верующим» [151] . Поэтому пропаганда новых научных идей русскими нигилистами мало что давала самой науке: они больше заботились о цветистости слов, чем вникали в суть дела. Так именно случилось с оценкой «Происхождения видов путем естественного отбора» Ч. Дарвина. Вокруг этого монументального труда в 70-х годах XIX века развернулась настоящая битва: русские дальновидцы, усмотрев в «естественном отборе» отчетливо социологический аспект, предложили и историю общества рассмотреть «по Дарвину» (статьи Н. К. Михайловского, С. Н. Южакова и др. в «Отечественных записках»). Заметим, кстати, что уже в советское время дарвинизм стал одной из «естественных» подпорок теории классовой борьбы.

[151] Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 39.