Неучтенный фактор
Шрифт:
«Вот уже третий год свирепствует большевистская власть, власть насильников и угнетателей народа. Сколько горя и страданий перенесло на себе за эти годы население. Сколько лучших сил потеряла область и сколько молодых энергичных людей изнемогало под суровыми пытками чекистов, злодеяния которых всем известны…»
«Большевики в Якутске распространяют слух, что белые всех выезжающих из города обстреливают и чтобы доказать эту свою ложь, они по Намской дороге сами сделали засаду и обстреливали выпущенных ими же мирных людей. Вот до чего они хотят очернить нашу новую власть, новую защитницу мирной жизни».
«Такие гнусные меры доказывают, что наши враги слабеют и это должно нас ободрить и нам нужно добить народных врагов-большевиков. Все жители Якутской области должны объединиться под одним призывом наших дорогих руководителей, героически отказавшихся для общего спасения Родины от спокойной жизни и объявивших пожизненную борьбу с большевизмом».
В конце в несколько измененном виде еще раз повторялся призыв: «Не верьте большевикам, обманщикам». Завершалось все лозунгом: «Долой Соввласть, долой коммунистов, грабителей, провокаторов!» Подпись стояла туманная: «Информационный Отдел штаба Армии».
– Вот такой был человек мой дядя, – не без гордости произнесла Анна Георгиевна, перебирая бумаги. – Они действительно верили, что власть красных ненадолго… Кто ж знал, что это так затянется. Вот еще документы тех лет, вот еще… Копии достались мне от последнего из расстрелянных. Говорят, оригиналы хранятся в архивах…
Ганя подавленно слушал, перебирая пожелтевшие листы, среди которых попадались и написанные по-якутски латиницей, которую он хорошо разбирал благодаря незабвенной бабушке Агафье. Несмотря на это, он решил больше ничего не читать. От таких родственников комсомольцу полагалось немедленно отказаться. Что и происходило сплошь и рядом на его глазах. Он вспомнил, что и мать, и тетя Зоя крайне неохотно заговаривали с ним об Анне Георгиевне. Передавая записку, тетя Зоя даже пробормотала что-то вроде: «Осторожней». Ганя тогда не обратил внимания на эти слова, отнеся их к разряду обобщающих и ни к чему не обязывающих.
Но в тот миг, когда перед Ганей стремительно открывался, как в театре, занавес, и перед его потрясенным взором привычный мир переворачивался с ног на голову, когда, как говорится, на весы истории была брошена вся его дальнейшая судьба, не банальный страх определил его решение. Он отличался категоричностью суждений и даже известным экстремизмом, свойственным некоторым очень молодым людям. Да, он мог бы моментально влиться в нестройные ряды диссидентов. Стать озлобленным изгоем, клянящим всех и вся и закончить свои дни в тюрьме или, может быть, в психиатрической лечебнице. Другого эта система не предполагала – родственников в америках он не имел, да и сама мысль навсегда покинуть пределы Якутии казалась ему нелепой. Но будучи еще совсем юным, он уже знал, что прошлого не вернешь. А жить как-то надо.
Немалую роль сыграло также и то, что стиль общения Анны Георгиевны отличался удушающей авторитарностью и невыносимым высокомерием. Она по праву гордилась своими предками, но по сути, гордиться больше ей было нечем. Муж, ученый-филолог, умер рано, сыновья по неизвестной причине посещали ее очень редко, раз в несколько лет, и никогда ничего не рассказывали о своих делах. Ганя не захотел вязнуть в этом болоте прошлого, он рвался в будущее. В Анне Георгиевне он увидел сломанного, побежденного во всех смыслах человека. Гавриил же знал, что по природе своей он победитель. Да, окажись он на месте своего деда, тоже наверняка ввязался бы в обреченное восстание. Но сегодня расклад был совершенно иной.
Вдобавок, решив заговорить о непростых отношениях родни своей матери с Анной Георгиевной, молодой человек испытал несколько неприятных моментов. Суть конфликта, на взгляд Гани, была просто возмутительной. Видите ли, его мать оказалась недостаточно родовитой для этой семьи. «Конечно, мы понимаем, что Ганечке хотелось выжить. Но не такой же ценой. Мы ему подобрали тут хорошую девушку из солидной, не запятнанной в вооруженных конфликтах семьи. А он уехал за своей колхозницей-дояркой». На что Ганя полушутя, полусерьезно парировал: «А зато мы прямые потомки старшего сына Тыгына 9 ». Тетя укоризненно посмотрела на него и ничего не сказала. «Вы говорите о моей матери», – холодно, с неожиданным гонором закрыл тему Гавриил Гаврильевич. После этого говорить стало не о чем.
9
Тыгын Дархан – царь, объединивший Центральную Якутию
– Да, мальчик, тебе лучше не ходить сюда, – со смиренным высокомерием напутствовала тетя племянника. – Это опасно. Тебе еще предстоит долгая жизнь…
Никто не узнал, что за тетя у Ганьки Сатырова живет в Залоге, и это удивительно, так как соглядатаев в университете хватало.
Как бы ни была отвратительна ему тема особенных людей, все же через несколько лет он с удивлением обнаружил, что чудаковатая тетя за два с половиной часа беседы успела заразить его вредным чувством собственной избранности. Или это уже начинала говорить кровь… Он постепенно все больше и больше отдалялся от простых людей, чьи интересы вроде бы призван был защищать. В народе устоялось мнение о высокомерии нового туймадинского назначенца, которого вначале все хвалили за отзывчивость и вежливость; впрочем, до конца карьеры его не переставали превозносить за разумное управление вверенной ему отраслью.
Гавриил Гаврильевич, со свойственным ему неприступным видом, пропускал мимо ушей все досужие разговоры. Он знал, что есть вещи, недоступные непосвященным…
* * *
Относительно особенных людей у Гавриила со временем выработалось отдельное мнение. В этом ему помог человек, авторитет которого для него был непререкаем. Незадолго до переезда в Якутск, когда он руководил райкомом в одном южном улусе, к ним неожиданно нагрянул Степан. Они с женой очень обрадовались командированному из столицы гостю. Вечером усадили его, как полагается, на лучшее место и от души угостили. Когда дети и жена улеглись спать, Гавриил понял, что главный разговор впереди. Немного еще поговорив об общих знакомых, Степан замолчал и с улыбкой посмотрел на товарища. Они уже порядочно выпили к тому моменту.
– Ганя, мы ищем людей со скрытым фактором – выдал он без всякой предварительной подготовки.
– Это что еще за скрытый фактор? – удивился Гавриил. – И кто это «мы»?
– Вопрос принят, – быстро проговорил Степа, придвигаясь к нему ближе и становясь серьезным. – «Мы» – это, конечно, никакая не организация и не секта. Просто есть несколько людей по всему миру. Может быть, несколько тысяч. Может быть, даже много и много тысяч. Никто не знает точно, сколько. В принципе, каждый может стать человеком со скрытым фактором. Но механизм его возникновения неизвестен, поэтому приходится искать, как говорится, готовый товар, то есть людей, уже обладающих этим самым фактором. А поскольку он, как я уже говорил, скрытый, обнаружить его непросто. Человек, который узнал, что обладает этой частицей, должен пытаться найти других. И сообщить найденному, что он не один.
– Это что, масонская ложа какая-то? – с отвращением проговорил Гавриил. Он не понимал таких шуток. Если это была шутка, конечно.
– Да нет же, – ответил Степан. – Никто не вынашивает планов завоевания мира.
Потом посмотрев на Гавриила испытующе, внезапно рассмеялся:
– А, ты думаешь, это какая-то шутка. Но я никогда не был так серьезен с тобой.
Гавриил почесал в затылке. Этот жест иногда приводил его в равновесие. Но не сейчас.
– И что делать обладателям этого сокровища… этого особого фактора? – осторожно задал он вопрос.