Неугасимый свет
Шрифт:
— Пока что, Гиршеле, надо закончить вот этот «натюрморт». А ты свой вид спрячь. Когда-нибудь… в другой раз…
Он придвинул к себе начатую вывеску и стал ловко выводить прямые чёрные буквы: УЕЗДНАЯ УПРАВА.
Этот шрифт у нас назывался «двойной губернаторский».
А я поплёлся домой и прилепил варшавский вид к стене — между мировым силачом Мацистом и душистой красавицей Метаморфозой.
НОС
В десяти, верстах от нас, в губернском городе, открылось «Художественное Имени Ея Императорского Высочества Великой Княгини Терезы Константиновны Училище».
Я тогда состоял учеником при живописце вывесок Ефиме Заке. Он относился ко мне хорошо. Он верил, что из меня выйдет второй Исаак Левитан.
Он говорил:
— Если ты не поступишь в это самое «имени княгини такой-сякой» училище, я тебя знать не хочу!
— Разве они меня примут?
— А ты пробуй, лезь, добивайся! Как только закончим корову, я сам поеду с прошением!
Корову заказал мясник Лейзер Бланк.
— Вы понимаете, Ефим, — объяснил он, — мне хочется, чтобы это была медальная корова. Чтобы все части выделялись. Чтобы хозяйки не могли оторваться!
Намечая углём
МЯСО ЛЕЙЗЕРА БЛАНКА
Зак говорил:
— Вывеска, Гиршеле, должна кричать. Если она молчит, она не вывеска.
— Кричать?
— Только! Например: у тебя разболелись зубы, ты лезешь на стенку, ты бегаешь по улицам как сумасшедший. И вдруг среди вывесок ты находишь большое чёрное: «ЗУБ». Ты бежишь туда. Помогут ли тебе там, это другой вопрос… Значит, вывеску для дантиста делай: чёрный прямой шрифт на белом, крупно: «ЗУБ» и мелко, косым: «ной врач». И она будет кричать!
Он бросил уголёк и стал искать подходящую корову. Мы долго перелистывали замызганный букварь, откуда Зак часто срисовывал разное для вывесок. Хорошей коровы там не было. Зак сердился. Я сказал:
— А что, если я схожу в стадо и попробую срисовать с живой коровы?
Зак улыбнулся:
— Золотая голова! Иди добивайся!
Я схватил папку и побежал за город, на луг. Коров я очень боялся. А там ведь не одни коровы, там ещё настоящий бык. Всё-таки я смело шагал по кочкам.
И вот я добрался до стада. Пастух Трофим спал под вербой. Коровы с удивлением посмотрели на меня.
Я выбрал самую толстую, самую рыжую и стал выполнять её портрет во весь рост.
Сначала я то и дело озирался на лежащего в стороне быка. Везде мне мерещились страшные кривые рога. Но скоро я позабыл обо всём и только старался возможно точнее передать все изгибы коровьего тела.
Рыжая позировала хорошо. Я весь вместе с папкой отражался в её выпуклом тёмном глазу. Иногда она передвигалась по лугу, и я, спотыкаясь, бежал за ней по кочкам и коровьим «блинам». Злющие мошки и голосистые комары одолевали меня. Я даже не отмахивался — я работал!
Скоро портрет был готов.
Зак радовался:
— Какая тушёвка! Какой глазомер! Вот тебе мои кисти, пиши корову сразу на железе. И, если ты не подашь прошение, я тебя выгоню!
Не веря своему счастью, я корову расчертил, увеличил; наколол по контуру дырочки, толчёным мелом перебил рисунок на грунт и стал разрабатывать масляными красками. Я сделал круглый синий глаз, в котором отражаются зелёный луг и голубое небо. Розоватыми белилами тронул хвост, ноги, вымя. Коричневой умброй наметил причудливые пятна на спине. Рога сделал голубые, с зелёными кончиками. Зак подправлял, советовал:
— Ярче! Чище клади краску! Чтобы она кричала! Чтобы она пела, наша вывеска!
То и дело он вырывал у меня кисть, и я бормотал, суетясь и приплясывая около учителя:
— Я сам, я сам… Корова вышла на славу.
Когда мы вешали её над лавкой Лейзера Бланка, мясник стоял внизу и, вытирая фартуком руки, говорил:
— Эта блондинка мне нравится!
Зак показывал на меня:
— Ему, ему кричите спасибо! Ого, вы ещё о нём услышите! Лейзер, вы завтра поедете на городскую бойню? Захватите меня.
— С удовольствием! — отвечал Бланк, не отрываясь от вывески.
И Зак поехал в город, и привёз оттуда два листа гербовой бумаги, и уселся писать прошение.
Его Превосходительству господину директору художественного имени… —
выводил он буковку за буковкой своим самым лучшим шрифтом, «королевским рондо», —
Покорнейше прошу принять…
Он сам отвёз прошение в город и вернулся важный, озабоченный:
— Гиршук, послезавтра экзамен. Мясник нас подвезёт… Спросят домашние работы… Где твоя корова?
— Я её всю тогда исчертил, испортил…
— Эх ты, цыплёнок! Возьми зеркало, рисуй себя, чтобы завтра была домашняя работа.
Я рисовал себя в зеркале: унылый нос, испуганные глаза, космы вдоль ушей. Зак всё забраковал. Домашней работы так и не получилось. Пришлось ехать без неё.
Рано утром мы пошли к Лейзеру. Городишко ещё спал, хотя петухи уже давно будили его. Мясник выкатил дряхлую окровавленную телегу. Солнце снизу освещало бродячих собак около домика Лейзера, вывеску над крылечком. Зак долго смотрел на неё и вдруг закричал:
— Бланк, я хочу украсть у вас вывеску!
— Ша! — шёпотом отозвался Лейзер. — У нас ещё спят… Вы с ума сошли!
— На денёк! — уговаривал Зак. — Надо же помочь мальчику. Вы сами видите его работу. Эго же второй Левитан! Будьте хоть раз человеком, а не только мясником!
Он подтолкнул телегу к дому, забрался на неё и стал снимать с крюков вкусно пахнущую краской вывеску. Бланк шипел:
— Я подам в суд! Я буду жаловаться! Вы мне испортите торговлю!
— Ничего, ничего, — утешал его Зак. — Вечером ваша красавица к вам вернётся.