Неугомонные бездельники

Михасенко Геннадий Павлович

— А если нет, поцелуешь? — спросил Борька.

Девчонки рассмеялись и задрали головы, и мы начали спускаться, гордые, точно космонавты. Я лишь на миг поймал веселый Томкин взгляд, а дыхание у меня аж пресеклось. Она была в черной юбочке и белой кофте, с короткими рукавами, а Мирка с Люськой грызли по половинке яблока — Томка, видно, их угостила. Грызите, грызите, а у меня-то дома целое запрятано!

Перекинувшись несколькими пустыми фразами, мы замолчали. Девчонки ждали, а я не знал, как приступить к делу, которое сам толкам не продумал.

— Ну, пацаны,

давайте, а то мои скоро проснутся, — подстегнула Мирка. — Вовка, чего покашливаешь? Давай!

— А почему именно я?

— Ну Борька!

— А я почему?

— Ну вот, започемукали!.. Мне, что ли, начинать?

Все мы улыбнулись, и тут я решился.

— Ну, ладно, — сказал я. — Тогда слушай… Вот так… Когда вы организовывали концерт, вы нас приглашали, да?.. А теперь мы организовываем союз и вас приглашаем, вот… — Я думал, что буду говорить очень долго, и вдруг выдохся. Ну, ни слова в голове, хоть караул кричи!

Видя, что я кончил, Мирка спросила:

— Что за союз?.. Концерт — это понятно, а союз?

— Советский Союз — понятно? — выручил меня Борька.

— То Советский!.. А это какой?

— Дворовый.

— А-а, тимуровская команда! — вскрикнула Томка и захихикала, что догадалась.

— Да не команда и не тимуровская! — возразил я, глядя Томке под ноги. — Тимуровцы помогали, когда война или когда позарез надо!.. А где война? Кому помогать?.. Анечкин огород копать? Да они сами вон киснут на крылечках от безделья, а нас только обзывают… Это они пусть создают тимуровскую команду помогать нам, а то уж совсем!.. Для себя мы создадим союз, вот что! — вырвалась вдруг у меня нужная мысль. — Свою жизнь организовать!

Мирка с Люськой перестали жевать, Томка часто заморгала! Друзья стояли сбоку, и я не видел их. Я сам замер, обдумывая сказанное… Я чуял, что речь должна быть длинной и убедительной, и вот — пожалуйста! Откуда это взялось! Может быть, это и есть тот удар изнутри, о котором я мечтал когда-то вот на этом Острове Свободы?..

Девчонки ожили, зашумели, глядя на меня. Борька положил руку мне на плечо и сказал:

— Выступал наш комиссар Вова Кудыкин!.. Если вы все еще ничего не поняли, идите отсыпайтесь!

— Да ладно тебе, умник! — крикнула Мирка. — Скажи лучше, концерты в союз войдут?

— Конечно!

— И вы будете выступать?

— Больше не будет Вы и Мы! Будет одно Мы!

— Вот это пацаны! Вот это я понимаю! А то от пацанов одни штаны были. Конечно, мы с вами, да, девчонки?

А Борька еще поддал:

— У нас уже есть печать союза. Вовк, покажи!.. Вот она! Завтра каждый из вас получит по билету с этой печатью!

Мы стояли до этого против девчонок метрах в полутора, точно сошлись для драки, а тут сблизились и шумно перемешались.

ПАРОЛЬ — КРАКАТАУ

С утра мы сели за билеты.

Печать я предложил оставить ту же — СЧ, только дать ей новую расшифровку — «Союз Чести». Друзья не возразили. Еще бы — одной печатью двух зайцев убили! И девиз как-то сам получился. Сказали все по слову, и вышло:

Быть всегда и всюду вместе —Вот девиз «Союза Чести»!

К полудню восемь билетов были готовы.

А вот сойтись на заседание оказалось негде. Квартира не годилась. «Союз Чести» — и вдруг сидеть в духоте, как на именинах. Уж лучше подполье со свечой или фонариком — интереснее. Эх, гаража нет! Вот бы где мы развернулись!.. Или бы на Острове Свободы — никто бы не подкрался, не подслушал! Правда, девчонки не попали бы туда, будь даже ветка цела. Хотя, мы бы по ветке, а они по лестнице — так и быть, для них бы мы починили.

— Э! — воскликнул я. — Нашел, ребя! Крыша!.. Подладить поперечины и — лезь, заседай!.. Ну, как?

— Наверху — это хорошо, — поддержал Славка.

— Ну вот!.. Какая самая целая, вторая?

— Вторая, — сказал Борька. — Там нет только пяти поперечин. Даже четырех, но одна с трещиной, как Славка наступит, так — хрясть!

— Значит, пяти. Пять — это фу, это — петрушка. Неужели мы не найдем пяти брусков? Найдем! И главное — лестница между крыльцом дяди Феди и этими, которые врачи, их никогда нет дома, так что порядок!.. В общем, назначаем операцию под кодовым названием «Лестница». Кто за? Все!

— Ты гонишь, как на военном совете, — усмехнулся Борька.

— А у нас что, у нас и так военный совет. Кстати, ваши военные билеты? — Славка с Борькой молча показали Корочки. — То-то!.. Но с операцией еще не все. Надо провести ее незаметно, чтобы крик не подняли, мол, опять то да се!.. Ночью? Всех перебудим стуком. Когда?

— Днем, часа в четыре, когда все по магазинам расходятся, — посоветовал Славка.

— Точно. Значит, к четырем каждому найти по два бруска! — распорядился я. — А до этого где собраться?.. Не терять же день! И вообще, про запас надо иметь сухое место, чтобы гроза — а мы сидим.

— Давайте у меня под крыльцом, — предложил Борька.

— Под крыльцом?.. Пошли, посмотрим.

Едва мы вышли, видим — Генка бежит, наш четвертый союзник, еще в пионерской форме, в синей пилотке, только-только чемоданчик, наверно, занес. С криком ура мы бросились навстречу, сшиблись посреди двора и, сыпя междометия, затискали, заколотили друг друга.

— Сколько ты проворонил из-за своего лагеря! — воскликнул Борька.

— Чш-ш! — прошипел я, стрельнув глазами на окна. — Айда к Борьке!

А там уж нас прорвало! Генка сперва усмехался, кивал, поддакивал, оборачиваясь к тому, кто дернет его сильнее, потом нахмурился, стал ковырять пальцем в ушах, трясти головой, потом откинул затылок на спинку стула и с открытым ртом уставился в потолок.

— Вот он, твой билет, держи! — сказал я под конец.

— Куда билет? — спросил Генка.

— Не куда, а членский.

— Какой членский? — растерялся он.

— В «Союз Четырех», который два раза избил Блина с мымрами и побьет еще! — сказал я.