Неугомонный эльф
Шрифт:
Беглянке повезло лишь дважды за все это время. Первый раз она на берегу ручья нашла гнездо какой-то птицы и, морщась от отвращения, выпила все сырые яйца. У нее потом ужасно болел желудок, а во рту долгое время был неприятный привкус, словно яйца были несвежими, но девушку не стошнило, температура не поднялась и прочих признаков отравления тоже не было.
Благодаря этой неожиданной «помощи» на другой же день Тара сумела добраться до одинокой фермы. Некоторые светлые альфары селились вот так уединенно, на опушке леса — одна-две семьи с детьми и домашними животными. Для торговли и общения они выбирались в ближайшее поселение, все остальное время охотились и возделывали
И девушка поняла, что не ошиблась, когда вечером восьмого дня неожиданно вышла к реке, чуть ниже по течению которой ее острый взор разглядел какой-то укрепленный городок. К тому времени она так вымоталась, так проголодалась, так измучилась и отупела от недоедания и постоянного страха, что недолго думая сорвала с шеи свой кулончик и заковыляла в ту сторону. Она продаст свою первую собственную вещь, самое дорогое, что у нее было и…
Что — «и», додумать Тара не успела. Чуткий слух нелюдя позволил ей издалека услышать топот копыт.
Погоня! Она столько дней ждала ее за спиной, столько раз ей мерещился цокот подков и яростные крики, столько раз она с криком просыпалась под кустами среди ночи от кошмарных снов, что сейчас девушка даже не оглянулась. Сжав кулаки, она что было духу помчалась к городу.
Не было никаких мыслей о том, что местные жители могут ее спасти, что преследователи побоятся нападать на беззащитную жертву при свидетелях, что в конце концов можно позвать на помощь. Был просто инстинкт загнанного зверя — бежать, пока можешь переставлять ноги, бежать, пока есть куда отступать. Она мчалась изо всех сил, рвала сердце и жилы бешеным бегом и старалась не думать о том, что будет, если ей не удастся добраться до спасительных стен.
Удалось.
Пожалуй, впервые за все время существования этого городка свадебные торжества отошли на второй план. Обычай требовал от альфаров следования ритуалам первой брачной ночи — лишить девственности светлую альфару непременно должен кто-то нездешний. Иногда приглашали соседей-фермеров, но чаще всего просто-напросто ждали, когда судьба забросит в эти места человека или эльфа. Не просто чужаки, а представители других рас, они лучше кого бы то ни было справлялись с ролью, ибо считалось, что первая кровь таит в себе опасность и грозит мужчине крупными неприятностями — от потери способности к зачатию до самой смерти. Поэтому в день приезда чужаков справлялось столько свадеб за раз, сколько невест желало участвовать в церемонии. То, что на сей раз свадьбы совпали с новолунием, шаманами и старейшиной было принято как особый знак судьбы. Но кто же знал!..
Пятнадцать семейных пар должно было образоваться наутро, ибо пятнадцать невест вышли вчера в свадебный круг — четырнадцать девушек поселения и одна приезжая. Но праздника не получилось, ибо наутро одну из невест нашли мертвой.
Смерть девушки — всегда трагедия, ибо вместе с нею умирают и ее нерожденные дети. Кроме того, умершая бездетной женщина, по вере альфаров, лишается шанса на новое рождение в облике разумного существа. Еще большей трагедией было то, что умерла девственница. И самое страшное — что девственница была приезжей.
Собственно, никто тогда не понял, что произошло. Видевшие, как упал один из гостей — бледнокожий темноволосый высоченного роста и массивного сложения эльф, — не могли внятно объяснить, как это случилось. Просто его тело мгновенно изменилось: черты лица и само тело исказились до неузнаваемости, а потом он упал. Подбежавшая несколько минут спустя девушка с отчаянным криком бросилась ему на грудь, в каком-то исступлении прижалась губами к его губам и…
— Я обязательно, Фрося, ты слышишь? Я обязательно что-нибудь придумаю. Я вот с места не сдвинусь, пока не придумаю чего-нибудь такого… эдакого!
Драур молчал.
— Фрося! Эй! Ау! Есть кто дома! — надкушенная палка колбасы помаячила туда-сюда. — Что ты молчишь? Хоть знак какой подай!
Красные глаза с вертикальными черточками зрачков качнулись вверх-вниз.
— Уф! Ну и напугал ты меня! — Карадор выпрямился и с чувством откусил от колбасы столько, сколько поместилось во рту. — Ну фево ты мовчифь?
— Я знаю, — шевельнулись тонкие сухие губы.
— Афь? — Эльф на минутку перестал жевать.
Медленно, словно каждое движение отзывалось жуткой болью, драур скосил глаза на Карадора.
— Не сфот… тьфу, — тот торопливо проглотил то, что у него было во рту, — не смотри на меня так! Не могу, когда на меня так смотрят!
Фрозинтар опустил веки, отгораживаясь от внешнего раздражителя.
— Ну вот. — Раздражитель плюхнулся на табуретку. — А теперь ты как будто умер.
Сухие морщинистые веки приподнялись.
— А теперь улыбнись!
Драур попробовал приподнять уголки губ и оскалиться, но получилось плохо.
— С тобой надо что-то делать, — решительно заявил Карадор. — Ты точно колбасы не хочешь? А сыру? А ветчины?
— Нет…
— А попить? — Продукты исчезли, зато появился большой глиняный кувшин. — Пить хочешь?
— Угу, — согласился Фрозинтар, понимая, что иначе от эльфа не отделаться.
— Я счас, — тут же засуетился Карадор. — Счас-счас… Ты садись!
— Не могу.
— Погоди, — не зная, куда деть кувшин, эльф бухнул его драуру на колени, — я тебя подушкой подопру. Счас-счас, погодь… — Он завозился, пытаясь как-то приподнять тяжелого драура, в этом деле не преуспел, и попробовал использовать вместо рычага табуретку. — Ну ты это… уф… шевелись хоть немного!
— Мне тяжело.
— А кому сейчас… уф… легко? Во!
Табуретка все-таки вошла между плечами драура и стеной, и, взяв кувшин, Карадор попытался залить воду в рот Фрозинтара.
— Вот так! Хорошо-хорошо! — приговаривал эльф, глядя, как жидкость плещется, стекая по подбородку и шее за ворот рубашки. — Глотай-глотай! Не отравлено!
— Не могу…
— Тебе тяжело? Ага! — догадался Карадор, снова плюхая кувшин на колени драура. — Глотать больно? Так я тебя с ложечки поить буду! На! — Перед носом появилась большая ложка, которой, судя по внешнему виду, только что ели кашу и забыли помыть. — Та-ак, ложечку за дядю…