Неугомонный эльф
Шрифт:
— Тара! Ты как? В порядке? — Карадор тем временем хлопотал над девушкой, помогая ей принять вертикальное положение. — Больно ушиблась? Руки-ноги чувствуешь? Голова не кружится? Не тошнит? Сколько пальцев я показываю?
— Средний… — процедила Тара, опираясь на его локоть.
— Нет, ты не говори какой, а скажи — сколько?
— А у тебя несколько средних пальцев? Везет…
— В каком смысле?
— В таком, — проскрипел Фрозинтар, не спеша спускаясь вслед за рухнувшим дохлым морлом, — что она имеет полное право его тебе сломать за такие жесты.
На плече драур нес, как овечью тушу, Льора и, спустившись, поставил юношу на ноги. Тот содрогнулся, увидев распростертого посреди поляны монстра. В предутренней дымке можно было рассмотреть его уродливую морду со щелью огромной зубастой пасти, в которой легко могла поместиться конская голова, увенчанный костяными наростами и сложенными в складки ушами череп, выпученными глазами и большими перепончатыми крыльями. Перепонка у них, в отличие от драконьих, тянулась от растопыренных пальцев до задних ног, переходя на хвост, так что зверь впрямь напоминал помесь дракона с летучей мышью.
— Ух ты! — отпустив Тару, Карадор обошел тушу со всех сторон и по-хозяйски немного попинал ее ногами. — Здоровенная зверюга! Страшно было?
— Ага. — Льор торопливо кутался в одеяло. — Я там наверху чуть не замерз. Хотел крикнуть, чтобы мне принесли чего-нибудь укрыться…
— Ну и чего молчал? — пожал плечами Фрозинтар. — Орал бы громче — не пришлось бы до утра там торчать!
Юноша бросил на драура двусмысленный взгляд, но оставил реплику без комментария.
— В общем, он вдруг в воздухе перед скалой возник, как будто наколдовал кто-то, — продолжил он свой рассказ. — Я как раз только задремал, вдруг чувствую — это! Открываю глаза — он. Ну я заорал… Тут вы прибежали, учитель!
— И задушил тварь голыми руками, — со знанием дела подхватил Карадор, изучая помятую шею монстра. — Следствием установлено, что смерть трупа наступила в результате удушения. И как ты его душил, Фрося? Он же воняет! Прямо смердит!
Фрозинтар пожал плечами — запах как запах, ничуть не хуже любого другого. Но вот остальные, как один, морщили носы и принюхивались. Ароматы от зверя исходили кошмарные.
— Так, вы тут все приберите, — распорядился Карадор, — а я за хворостом.
— Зачем?
— Завтрак приготовим. — Неугомонный эльф уже сделал несколько шагов прочь. — Это же такое приключе… э-э, вы чего?
Тара и Асатор, не сговариваясь, сделали шаг к нему, и Карадор понял, что, возможно, его сейчас будут бить.
Глава 9
Инцидент удалось замять — Фейлинор соврал всем, что Видящая демонстрировала ему особое заклинание, разработанное специально для праздника, чтобы устроить световое представление, но немного ошиблась в расчетах. Сама волшебница горячо поддерживала эту версию, но не пыталась разобраться, что же такое на самом деле приключилось в соборе. И она, и Наместник Серебряный догадывались, что дело тут в «сочинении» леди Фейнирель, но никак не могли понять, что же произошло такого, из-за чего вымысел внезапно чуть было не стал реальностью.
Но отменять праздник было уже поздно — благородные леди сшили себе наряды, лорды готовились к турниру, егеря доложили, что в северных лесах видели уникорнов [18] и скальных туров. К тому же сразу две повозки бродячих артистов накануне появились вблизи поместья-столицы. Не станешь же выгонять актеров за порог?
Фея на удивление спокойно восприняла известие о приближающемся празднике. Она даже была рада хоть чему-то, что отвлечет ее от напряженного ожидания. Сестра Наместника перестала то и дело замирать, склонив голову набок и словно к чему-то прислушиваясь. Фейлинор знал, что она ждет топота копыт — вести о том, что к ней наконец-то явится Серебряный Рыцарь.
18
Уникорн — дальний родственник единорога. Отличается массивным телосложением, отсутствием гривы и злобным нравом. Плотояден.
Сам Наместник тоже ждал. Асатор уехал, и от рыцаря не было никаких вестей. Где он? Что с ним? Добрался ли он до Аметистового Острова? Нашел ли спутника Карадора Шутника?
День праздника начался с музыки. Усиленная магией, мелодия лилась повсюду. Она наполняла воздух, словно аромат цветов, — нежная, светлая, чистая. От ее звуков на лицах сами собой расцветали улыбки, и лорд Фейлинор, едва дождавшись, когда его облачат в церемониальные одежды, поспешил в покои сестры. В конце концов, столь пышно День Начала Лета отмечался из-за нее.
В комнатах леди Фейнирель весело щебетали девушки, на цыпочках порхали туда-сюда альфары и малютки-элле. Сама леди стояла в центре комнаты, ожидая, пока к ее платью прикрепят украшения. Увидев брата, она радостно вскрикнула и бросилась ему на шею.
— Госпожа! Госпожа, будьте осторожнее! — запричитали служанки. — Не помните платье!
Фейлинор подхватил сестру в объятия и закружил.
— Ты превосходно выглядишь, сестричка! — воскликнул он, поставив ее на пол и рассматривая на расстоянии вытянутых рук. — Это платье тебе так к лицу…
Малютки-элле, ворча, тут же окружили брата и сестру и стали прикалывать к подолу серебряное кружево. Широкая лента слабо шуршала и позвякивала.
— Не надо! Что вы! — отбивалась девушка.
— Не мешай им. — Брат удержал сестру за руки. — Тебе так идет! Ты такая красивая…
— Ах, Фей! — В сердцах она притопнула ногой. — Для чего мне эта красота?
— Чтобы все видели — у меня самая красивая сестра в мире! И я ее очень люблю!
— Больше всех на свете?
— Больше всех на свете! — подтвердил молодой Наместник так пылко, что несколько фрейлин тут же загрустили.
— Ты просто еще не встретил ту единственную, которая…
— И не встречу. Потому что есть ты — та самая единственная и неповторимая. Дороже тебя у меня никого нет!
К неудовольствию служанок, брат нежно обнял сестру, мешая им украшать ее наряд.
Слова Фейлинора о том, что дороже сестры у него никого не было, являлись правдой. У его родителей не было братьев и сестер. У них вообще не было близких родственников. Наместник Фарадар Надменный обожал жену и внушил сыну эту слепую любовь. И когда леди Наместница внезапно слегла, оба сильно переживали и опасались за ее жизнь — ведь под сердцем она носила второго ребенка. Лорд Фарадар и его жена решились на рождение еще одного дитя вопреки всем предсказаниям целителей и волшебниц, которые категорически не дозволяли ей рожать. Но оба родителя слишком хорошо знали, что такое одиночество, и не желали обречь единственного сына на такую участь. Пусть хоть Фейлинор не будет одиноким. И мальчик переживал не только близкую потерю матери, но и смерть своего товарища по играм.