Неугомонный эльф
Шрифт:
Танира Обжора заметил сразу и поразился, как волшебница обращается с парнем. Она постоянно выкачивала из него магию, лишая сил. Танир еле стоял на ногах, на привалах сразу как подкошенный падал на землю и долго лежал без движения, тяжело дыша. Эльф пребывал в полуобморочном состоянии, и видно было, что дни его сочтены.
В первый же день Рей спросил у волшебницы, почему она так обращается с представителем своей же расы, на что получил странный ответ:
— Он осмелился взять то, что ему не принадлежит, и должен заплатить за преступление высшую цену.
Истязания и издевательства — а человек чувствовал,
Точку поставил сегодняшний вечер, когда, решив, что ее спутник уже спит, Видящая встала, оглянулась по сторонам и подошла к прикорнувшему неподалеку Таниру. Тот встрепенулся, ощутив легкий пинок в бок.
— Ложись на спину, раб, — приказала волшебница.
— Но, госпожа, я уже сегодня отдал вам… — начал тот несчастным голосом, но замолчал, когда женщина наступила ему на шею.
— Лежать! Еще одно твое слово — и ты умрешь. А если услышит этот — умирать будешь очень долго.
Этот прекрасно все слышал — у Искателей крайне чуткий слух, который они могут легко усилить. Но он не шевелился, чтобы ненароком не выдать себя даже случайным жестом или звуком и продолжал дышать ровно и глубоко, словно спал.
Подчиняясь хозяйке, раб растянулся на земле.
— Раздевайся, — последовал новый приказ.
Рей Обжора затаил дыхание и, прикусив губу, из-под ресниц с отвращением и бессильной яростью наблюдал за тем, как эта женщина с наслаждением насилует беспомощного парня.
Получив свое, Видящая потрепала Танира по бледной влажной от пота щеке и, кое-как оправив одежду, уползла на свой лежак, где через несколько минут уже спала здоровым сном.
И тогда Искатель понял, что надо уходить. Что бы там ни было дальше, оставаться здесь он больше не может.
Вещи давно были собраны, чтобы утром не тратить много времени. Подтянув поближе мешок с провизией и проверив, на месте ли оружие, Рей ползком направился к зарослям. Он двигался совершенно бесшумно — так, как на охоте выслеживал осторожную дичь, и даже вздрогнул от неожиданности, услышав тихий голос:
— Человек…
Бросил взгляд через плечо — эльф Танир так и лежал полураздетый, не пытаясь даже прикрыть чресла. В серых глазах его были тоска и усталость.
— Убей меня, человек, — прошептал он, заметив, что мужчина смотрит в его сторону. — Убей.
— Почему ты хочешь умереть?
— Я больше не могу так жить. Я боюсь.
— А если я не соглашусь? Что тогда?
Он ждал, что эльф ответит: «Тогда я тебя выдам!», но просчитал все последствия этого поступка и понял, что ошибся, когда Танир прошептал:
— Тогда оставь мне нож. Я попробую сам… как-нибудь…
— Тьфу ты! — разозлился Рей, понимая, что только что все испортил. — И дернули же меня демоны…
Взгляд его упал на камень. Обычный камень, каких много. Но в ладонь он ложился как влитой. Пальцы плотно обхватили шероховатые бока. Бросив быстрый взгляд на эльфа, Рей вернулся и почти без замаха ударил спящую волшебницу камнем в висок.
— Перережь ей горло, — послышался кровожадный шепот. — Чтобы наверняка!
Искатель бросил взгляд через плечо, и Танир отшатнулся, пытаясь приподняться и отползти подальше. Сил у него почти не осталось и, наблюдая, как эльф пытается хотя бы выпрямиться, Рей в сердцах сплюнул, понимая, что этого ушастого недоноска ему придется тащить на себе.
Стражники у ворот отнюдь не скучали, но все бы отдали за полчасика безделья.
Начало лета выдалось жарким — уже седмица, как на небе не было ни облачка. Огороды высыхали; как раз сейчас бы летним ливням напитать почву, чтобы рассада тронулась в рост, но тщетно. Люди день-деньской носили воду, поливая грядки. Для пашен и лугов пока еще хватало весенних запасов, но знающие люди уже предсказывали повышение цен на овощи и зерно.
В преддверие полнолуния в столицу Залесского герцогства валом валил народ, и стражники в форменных куртках и надетых поверх них панцирях едва не варились в доспехах заживо. Пот стекал по их лицам, от нагрудников полыхало жаром, ноги в сапогах словно налились свинцом. И ничего удивительного, что, заметив какое-то оживление среди ждущих своей очереди пешеходов, всадников, подвод и тележек, стража невольно подтянулась. Какой-никакой, а все-таки повод развлечься.
Судя по всему, кто-то пробирался мимо ждущих своей очереди подвод, телег, всадников и пеших, ломая очередь. Обычно таких наглецов ставили на место, в лучшем случае выпихивая в самый конец, а в худшем — бросая на обочину с перерезанным горлом. В обязанности стражи входила кроме сбора пошлины усиленная помощь в первом случае и пресечение попыток самосуда во втором.
Однако сейчас явно происходило что-то невероятное. Десятник даже привстал на цыпочки, чтобы своими глазами увидеть невероятное зрелище: очередь расступалась перед несколькими всадниками, собираясь пропустить их вперед. Более того, некоторые даже подталкивали животных и их седоков, чтобы те не задерживались и как можно скорее оказались за городской чертой.
— Нет-нет, только после вас! — посреди общего гула и ворчания слышался звонкий визгливый голос с еле заметным акцентом. — Я, понимаете ли, старость уважаю. Что-что? Уважу еще больше, если уберусь подальше? Ну как хотите… Да нет-нет, ничего, мне удобно… И лошади моей не тяжело это тащить. Ну и что? Это она так улыбается! Вы разве не знаете, что животным не чужды эмоции? Что? Какой запах? Ах, этот… Знаете, а тут действительно чем-то пахнет. Не чувствуете? Вам надо что-то делать со своим носом! К врачу, что ли, сходите… Нет, я здоров. Нет, с обонянием у меня все в порядке. Фрося, да скажи ты ему!
Обладатель визгливого голоса приближался, и у стражников отпали челюсти. Причиной суматохи оказался ехавший во главе небольшого отряда эльф. Обычно в Залесье Перворожденные были редкими гостями, оказывались тут проездом и не задерживались внутри городских стен, чаще останавливаясь лагерем где-то в предместье — дескать, в поселениях людей слишком воняет нечистотами. А тут целый отряд! Двое мужчин, две девушки — одна совсем юная и почему-то переодета мальчиком, и еще тип, при одном взгляде на которого стражники, как по команде, крепче вцепились одной рукой в копья, а другой — в амулеты от сглаза.