Неукротимая
Шрифт:
С реки дул пронизывающий ветер. Тарико чуть не упала, запнувшись о камень в темноте, и тотчас впереди замигал тусклый фонарь. У рыбацкой будки сгорбилась знакомая фигура Кауми.
– Я думал, ты уже не придешь. Почему так поздно?
– Это тебе не следовало искать меня. Я замерзла, можно войти внутрь?
– Да, конечно, я принес немного еды.
Он суетливо пропустил ее вперед, зажег лампу и придвинул стул к грубо сколоченной столешнице, прикрытой засаленной бумагой. В каморке стоял горьковатый запах рыбы и сапожного крема.
– Я очень признательна.
Она жадно накинулась на остывшие бобы и морковную запеканку в контейнере. Кауми отвернулся, чтобы не видеть ее настолько голодной и жалкой, совсем не похожей на прежнюю аккуратную Тарико Сан.
– Я связался с агентом госпожи Фалид, но точного ответа пока не получил. Не волнуйся, картины останутся в безопасном месте. И вот еще что… нужно составить договор передачи. Формально они твои.
– Так ты за этим пришел?
Она некрасиво шмыгнула носом и вытерла лицо тыльной стороной ладони.
– Я дарю их тебе, Кауми Чагоро, но с одним условием.
– Все что смогу, Тари…
– Сделай меня женщиной прямо сейчас. Я не хочу, чтобы первый раз это случилось в лагерном бараке. Понимаешь?
Она перехватила его испуганный взгляд и зажмурилась от стыда.
– Найди мне немного воды, я сейчас умоюсь.
Кауми достал из портфеля еще одну пластиковую бутыль и влажные салфетки. Он всегда был предусмотрителен и готов оказать мелкие услуги друзьям. Но в эту ночь Тари просила невозможного. Растрепанная, измученная девушка вызывала в нем только сочувствие и горечь, а вовсе не вожделение. Кауми Чагоро был настоящим эстетом.
Родные строго запретили ему посещать Тарико Сан, а он все равно пришел, разве одно это не говорит о мужестве и чести бывшего жениха.
– Мне больше некого просить, ты же знаешь, – словно оправдываясь, сказала Тарико, и не дождавшись внятного ответа, рассеянно оглядела каморку.
– Смотри, у стены есть лавка. Ты сядешь на нее, а я… или как-то иначе.
– Пожалуйста, перестань! Я не животное, и не стану пользоваться твоим отчаянием, – глухо пробормотал Кауми, принимая вид возмущенной добродетели.
– Сказал бы правду, что не хочешь меня как тогда, в саду на дне рождении Йори. Ну, вспоминай! Мы спрятались в беседке и целовались, пока ты не стал жаловаться, что тебе больно. Мне нужно было уступить, пожалеть тебя… Я тоже очень этого хотела и мне было тяжело говорить «нет». Может, если ты хоть немножко вспомнишь тот вечер, сейчас все получится? Скажи, что мне сделать? Я сниму одежду.
– Ты замерзнешь, Тари.
– Это не важно. Какие глупости ты говоришь.
Она плавно приблизилась к нему, чаруя ласковой улыбкой и блестящими глазами – прежняя веселая говорунья и фантазерка. Любимая без малейшего изъяна. Кауми обнял ее, изо всех сил стиснул гибкое, послушное тело, нашел мягкие губы. Ах, если бы вернуться назад в тот весенний день, когда поцелуи кружили голову, заставляя забыть о времени и месте! Что ему тесная будка и скамья в присохшей рыбьей чешуе…
И все-таки это противно, неестественно, гадко. Как может деликатная, нежная Тари требовать от него интимных услуг на краю бездны?
– Нам следует покориться судьбе. Может, все еще обойдется.
– Мы были больше друзьями, чем возлюбленной парой, правда? – она странно усмехнулась. – Хорошо, что не стали мужем и женой. Невзгоды растащили нас по разные стороны улицы, ты пойдешь в свой департамент, а меня зашвырнут гораздо дальше. Что я должна подписать? Глаза закрываются, потом попытаюсь заснуть.
Кауми мысленно возблагодарил богов. Еще одно ценное качество нравилось ему в Тарико – она умела сохранить лицо и крепость духа в самой невыгодной ситуации.
– Позволь, я покажу тебе документы. Вот так… свет здесь плох, я сам прочту третий пункт договора… ага, вот оно – пока ты находишься в отъезде, поручаешь мне передать все свои работы лицу, заинтересованному в их покупке.
– А если никого не найдется?
– Постараюсь сохранить до твоего возвращения.
Кауми хотел говорить уверенно, на самом же деле понятия не имел, сколь долго станет арендовать дешевый отсек в пригородном архиве. Меняется мир, развиваются технологии, растет число творцов в сфере искусства, даже роботов научили сочинять песни. Каждый день появляется новый гений. У Тарико были прекрасные перспективы, но ее звезда готова закатиться, едва вспыхнув.
На прощание Кауми подробно рассказал бывшей невесте, как правильно вести себя на судебном заседании, чтобы получить максимальное снисхождение. Советы адвоката его уровня стоили больших денег, лишь бы она ничего не забыла и не перепутала. Скорее бы кончилась неопределенность!
– Радуйся, что тебя не заставили ждать приговора в каменном мешке.
– В Петриане самое лучшее правосудие, – соглашалась она сквозь зубы. – Недаром смолкли все протесты и беспорядки на улицах. Теперь хорошо всем. Особенно тем, кто говорить уже не способен.
Кауми дал себе мысленный зарок не возвращаться к ней – колючей, опасной, с немытыми волосами и дерзкими речами, но изменял своему слову и как заколдованный еще дважды приходил на берег с удочкой и пакетом съестного, нарочно прикупил живую рыбу – сунуть под нос местному инспектору, если тот привяжется с расспросами.
Мать Кауми жгла свечи перед фамильным керамическим алтарем, молилась, чтобы сын обрел покой и выбросил из головы даже память о маленькой художнице. Тоже считала дни. Но волноваться ей было не о чем.
Тарика вела себя безупречно для своего положения, больше не пыталась соблазнить гостя, не приставала с расспросами о ходе аукциона по торгам имущества семьи Сан.
Казалось, теперь она ждала Кауми только ради угощения и свежей рубашки. Слышалась легкая издевка в ее благодарности.
– Спасибо тебе. Ты мой самый лучший, самый последний друг.
И все же она подвела его на суде, заставила покраснеть за напрасно потраченные уроки. Когда защитник обратил внимание судьи на тот факт, что Тарико – приемная дочь и не может в полной мере отвечать за вредоносные действия Агаты и Йори Сан, случился скандал.