Неукротимое милосердие. Откровения женщин мистиков из разных культур и времен
Шрифт:
Если это кажется вам туманным, то попробую вкратце объяснить. Недуализм, также известный как недвойственность, является убеждением (именно убеждением, а не фактом), будто высшая реальность неделима («не два»). Заметим, что теория не утверждает, что все едино, а только признает несуществование в пробужденном сознании любых различий между субъектами и объектами. Они преодолены. Нет «я», которое противопоставляло бы себя «другому». Любые концепции нас самих, отдельных от Бога, растворяются в открытом небе чистого осознавания. Все это замечательно, но почему недуалисты должны отвергать преданных?
Предубеждение, с которым я продолжаю сталкиваться, особенно в среде,
Подобный аргумент несправедлив. И к тому же это неженственно. По-моему, если в женщине заключены воплощение и слияние (что и провозглашает настоящая книга), то она целиком принадлежит царству формы. А в царстве формы мы имеем как разделение, так и единство. У нас есть горные хребты и голубые ели, гетто и забегаловки, белые консерваторы и чернокожие радикальные феминистки. У нас есть подростки, сидящие в тюрьмах, и матери, тоскующие по ним, есть горюющие вдовы и мужья-изменщики, есть люди, для которых практика медитации предполагает служение попавшим в беду, и есть те, кому все равно. Весь мир состоит из великолепной и беспорядочной множественности. Иногда нам кажется, что Бог очень далеко, а мы стремимся к нему. Не потому мы думаем, будто Бог и мы сами никак не можем существовать вместе, но потому, что погруженные в самую гущу относительной реальности наши души жаждут вернуться домой – к абсолютной любви.
Поэтому, посвятив себя практикам преданности, например распевая божественные имена на любом из священных языков или делая подношения Христу, Кришне или Гуаньинь, мы раскрываем безграничные сердца. Именно тогда мы пробуждаемся и открываем настоящую истину недуализма. И это никакой не «– изм», а живая реальность, выросшая на черноземе нашей преданности и сформировавшегося опыта. Вместо того чтобы препятствовать неразделенному сознанию, преданность становится путем к тому, что великая женщина-мистик Юлиана Норвичская называла единением. Позиция двойственности (наше маленькое «я» тоскует по божественному) становится трамплином в бесконечную природу недвойственности. И такой опыт единства со всем (что, в принципе, бывает мимолетным) вдохновляет сердца и снова и снова побуждает нас к служению.
Я никогда не переживала ощущение аморфной возвышенной тишины, которая противоречила бы моему стремлению к Богу и его восхвалению. Я считаю, что душа человека достаточно широка, чтобы объединить эти на первый взгляд противоположные аспекты в здравую и жизнеспособную третью истину. Мы не обязаны придерживаться какой-либо отдельной догмы – даже если она кажется особенно мудрой, – чтобы вернуться к божественному. У большинства мистиков, которых я обожаю, была схожая разнородность опыта преданности и недуализма и схожие взгляды. Как знать, может, и вы из того же сорта искателей истины. Давайте применять и даже изобретать практики, которые соответствовали бы нашим собственным духовным ощущениям. Доверять врожденному знанию души, погружать себя в тайну. Практиковать в различных местах, в разных сообществах и в одиночку, чтобы наши отдельные грани растворились в Едином. А затем снова и снова давать сердцу возможность открыться, когда мы вспоминаем невыносимую красоту невидимого лица Возлюбленного.
Тереза Авильская
Важно не много думать,
но много любить, делая то наилучшее,
что пробуждает вас к любви. —
Мне нравится думать, что нас окружает невидимое кольцо любящих нас предков. В круг этот входят наши матери, бабушки и прапрабабушки вместе с мудрыми женщинами, жившими раньше. Мы почитаем их как наставниц, неважно, были мы с ними знакомы при их жизни или нет. Помимо этого, лично я чувствую присутствие богинь, чьи истории влияют на наши поступки. Вокруг нас бесчисленные бестелесные существа, но о том, что они рядом, мы можем так и не узнать. Я хочу представить вам ту, кого считаю моей личной «святой матроной», – Терезу Авильскую. Изучите ее шедевры (мне выпала честь перевести их на современный английский язык), такие как «Внутренний замок» и «Книга моей жизни», – возможно, она займет достойное место и в вашем внутреннем святилище.
Тереза – яркий пример натуры, сочетающей преданность с живым опытом недуалистичных состояний. Родившись в бурную эпоху испанской инквизиции, она принадлежала к первому поколению обращенных из еврейской семьи, которым посчастливилось вернуться из изгнания и стать христианами. Но когда отец Терезы был еще мальчиком, его собственного отца обвинили в тайном следовании иудейским традициям, и семья была публично опозорена. В действительности иудейские ритуалы соблюдались в основном дома и проводились женщинами. Религиозными практиками, скорее всего, занималась бабушка Терезы. Вполне возможно, что это именно она зажигала вечером в пятницу свечи и приветствовала Субботнюю Невесту, дух Шаббата, после чего благословляла детей. Но досталось всей семье. Семь пятниц подряд всю семью Терезы вытаскивали из дома и проводили по улицам Толедо. Силой их ставили на колени перед каждой католической святыней города, где церковники их осуждали, а простые горожане оплевывали и осыпали антисемитскими проклятиями.
Отец Терезы решил, что его дети не будут подвергнуты тем же унижениям, через которые он прошел. Он отошел от иудаизма и создал благочестивую католическую семью. К моменту рождения Терезы в 1515 году единственным источником религиозного опыта – как вообще в испанской культуре, так и в ее собственной запуганной семье, – было христианство. За любым другим выбором могли последовать изгнание или смерть. Тогда прошло еще совсем немного времени после массового изгнания евреев и мусульман в 1492 году, и отголоски иудаизма и мусульманства можно было найти в каждом испанском католике. Возможно, именно поэтому в произведениях Терезы часто встречается еврейская вспыльчивость – она готова спорить с каждым и особенно с Богом. И оттого поэзия ее протеже Иоанна Креста насыщена образами садов и вина, типичными для суфизма, мистического ответвления ислама.
Тереза выросла с двойственным отношением к церкви. Она любила Христа, но к христианству относилась с осторожностью. Трудно сказать, как глубоко она ощущала еврейские корни и ту опасность, какую они несли. Но похоже, что она четко осознавала: твердая рука официальной церкви может воспрепятствовать опыту живой веры. Почему, задавалась вопросом Тереза, близкие отношения с Возлюбленным нужно ставить на второе место после корпоративной лояльности? Даже объявив себя верной дочерью церкви, до самой смерти Тереза оставалась равнодушна к духовной пустоте некоторых ее ритуалов.
Когда ей было двенадцать, ее тридцатитрехлетняя мать умерла при родах девятого ребенка, и Тереза обратилась к Деве Марии. На протяжении всей жизни она взращивала свои отношения с Пресвятой Матерью, однако такая связь волшебным образом не покоряла девушку и не делала ее кроткой и смиренной. Терезе уже исполнилось шестнадцать, и с ней постоянно случались неприятности. Наконец она попала в такой переплет, что отец отослал ее в женский монастырь для «воспитания». Там она была бы под контролем. В своих писаниях Тереза нигде не уточняет, какой проступок был совершен. Она потеряла девственность? Или без присмотра прогуливалась по саду с мальчиком? Ее заметили, когда она целовалась с девочкой? Нам лишь известно, что сослав Терезу в монастырь, отец рассчитывал, что взбалмошная дочь наконец успокоится и усвоит кое-какие приличные женские манеры. После этого она могла бы вернуться в родной дом, вести подобающую ей жизнь, выйти замуж за подходящего мужчину и завести детей.