Неуловимая невеста
Шрифт:
Она снова прищурилась.
— Значит, вы говорите, что я страдаю… от чего? От вызванного опасностью умопомрачения? И вы призваны меня спасти?
Поколебавшись, он кивнул:
— Да. Именно.
— Вам нужно спасти меня от меня самой. — Эмили прерывисто вздохнула. — И знаете это, потому что…
— Потому что я куда опытнее вас.
— Ви-ижу.
Голос ее дрогнул от сдерживаемого гнева. Она пригвоздила его к месту взглядом глаз-щелок. Ярость, которой она до сих пор не испытывала, бушевала в крови.
Она открыла рот… и обнаружила, что не может
Едва не зарычав, она вскинула руки, развернулась и направилась к двери.
Вот тебе и нашла подходящее место. Вот тебе и выбрала подходящее время.
Вот тебе и отношения с этим человеком. Он даже не поверил, что она искренне их хотела!
Наконец она очутилась на улице. Должно быть, ее лицо все-таки выражало с трудом подавляемое бешенство, потому что прохожие уступали ей дорогу. Она не оглядывалась, чтобы посмотреть, следует ли за ней Гарет, тем более что слышала шаги за спиной. Это, должно быть, он.
Она дошла до парковой калитки и, не выдержав, все же оглянулась. Опалила его презрительным взглядом и постаралась изобразить полную безмятежность, после чего отправилась на поиски Доркас и Уотсона. Пора возвращаться на шебеку.
«12 ноября 1822 года.
Ночь.
Снова на шебеке.
Дорогой дневник!
У меня нет слов. Гарет считает, что мой интерес к нему подогревается желанием, вызванным опасностью и необходимостью выживать. Короче говоря, в его глазах я слепа и безрассудна.
Когда я думаю о том, что он сказал, меня охватывает безумная ярость. Да как он смеет?! Какое имеет право объяснять, что я чувствую и почему? И как может так ошибаться?!
Я просто вне себя, хотя до сегодняшнего дня не знала, что означает эта фраза. Его дерзость поистине не знает границ!
Правда, думаю, мне стоило бы обратить внимание на несколько произнесенных им фраз.
Ничего, на это еще будет время… когда я успокоюсь.
Э.».
Три дня спустя шебека бросила якорь в гавани Туниса. После Александрии они не видели ни одного служителя культа. Это радовало, поскольку вход в гавань шел через узкий пролив. Матросы были вынуждены свернуть паруса и сесть на весла. В случае чего им не уйти от возможной погони.
Попрощавшись с капитаном Лабулем и его командой, поблагодарив за гостеприимство и лицемерно посетовав на то, что в пути не удалось подраться, Гарет повел своих людей на пристань, Переодевшись в арабское платье, они уверенно следовали указаниям Лабуля и наняли маленькую запряженную осликом тележку, чтобы добраться до городских ворот. Усадив женщин на тележку с вещами, Гарет пошел по песчаной дороге. Мужчины шагали по обеим сторонам тележки.
Гарет старательно отводил глаза от Эмили. Со времени их «спора» в Валетте она больше не подходила к нему. Не просила поцеловать.
Все к лучшему. Если бы попросила, вряд ли у него хватило бы силы воли отказаться.
Он поступил так, как должно. Он, конечно, хотел ее, но честь диктовала, что только подлец может воспользоваться ее положением. Пусть у нее будет шанс отступить.
И она отступила. Обдумала им сказанное, увидела, что он прав. Употребила данный ей шанс на то, чтобы уклониться от всяких дальнейших отношений.
Он дал ей верный совет, и она его приняла. Но постоянно наблюдала за ним с самым мрачным видом. Словно изучала его.
Возможно, гадала, какое безумие страсти поразило ее. Радовалась, что он все сумел объяснить и она увидела происходящее в верном свете.
Он шагал вперед, стараясь не думать о ней.
Главное сейчас — сосредоточиться на своей миссии.
Следуя указаниям Лабуля, он повел их через городские ворота в старый город. Уже издали был слышен рыночный шум. Ветерок доносил острый запах пряностей.
Гарет свернул в сторону и нашел рекомендованную Лабулем гостиницу. Быстрый обзор с улицы убедил его в том, что капитан дал дельный совет. Ограда достаточно надежная.
Оставив остальных на улице, он постучал в калитку и его впустили.
Гостиница прекрасно подходила для их нужд: чистая, довольно просторная, но не слишком большая, с достаточным количеством комнат для всех и, что важнее всего, с единственной выходящей на улицу и охраняемой калиткой.
Он принялся торговаться с хозяином. Помогло упоминание имени Лабуля. Гарет снял всю гостиницу, потребовав, чтобы хозяин не брал других постояльцев.
Эмили была невыразимо рада хоть ненадолго избавиться от бурки, умыться, причесаться и к тому же стоять на полу, который не раскачивается. В комнате, где можно вытянуть руки и не коснуться при этом стены. Какое облегчение!
— Буду счастлива, если нога моя никогда больше не ступит на шебеку, — сообщила она Доркас, которая деловито вытряхивала ее дорожные костюмы и вешала их в гардероб.
— Судя по тому, что я подслушала, — фыркнула Доркас, — мы окажемся на такой же штуке через несколько дней, на следующем отрезке нашего пути в Марсель.
Эмили сделала гримасу.
— Я тоже это слышала.
Лабуль дал Гарету имя капитана другой шебеки, который, по его мнению, согласится доставить их в Марсель.
— Надеюсь, у нас есть несколько дней, чтобы отдохнуть на суше.
— Нужно сходить на рынок за продуктами, — напомнила Доркас.
— Завтра.
Оставалось надеяться, что в Тунисе нет их преследователей.
Если все будет спокойно, она успеет… вразумить Гарета.
— Доркас! — позвала она. — Давай спустимся вниз и попросим у хозяина немного чая и чашки.
В конце концов, она англичанка, оказавшаяся вдали от родины. Есть вещи, без которых очень трудно обойтись.
Одинокий служитель культа самого низшего ранга, посланный в Тунис наблюдать и докладывать о появлении кого-то из четырех солдат-сахибов, понимал, что его миссия безнадежна, что шансы встретить кого-то из офицеров, за которыми охотится Черная Кобра, ничтожны.