Неуловимые
Шрифт:
Керимов лёг спать. Сосед оделся и ушёл. Выждав минуту, Аскер встал и подошёл к окну. Он увидел Орентлицера, пересекавшего площадь по направлению к управлению абвера. Тогда Аскер подошёл к своему чемодану, присел на корточки.
С первого же дня своего пребывания здесь он устраивал так, что при запертом чемодане из-под крышки свешивалась малозаметная беленькая ниточка. Сегодня, войдя в номер, он привычно бросил взгляд на чемодан, и показалось, что ниточки нет. Сейчас он убедился, что не ошибся.
Где
Керимов нисколько не волновался за результаты обыска — в чемодане, конечно, были только обычные вещи. Его встревожил сам факт — кому-то понадобилась рыться в его вещах. Зачем? Хорошо, если это сделано горничной или Орентлицером просто из любопытства…
Тут Аскер вспомнил свой разговор с соседом, задумался. Да, видимо, в чемодане рылся Орентлицер.
Аскер задумался. В памяти всплыл подполковник, вспомнилась беседа с ним в партизанском лагере. При расставании подполковник сказал:
«Не нервничайте, если обнаружите, что за вами наблюдают. Это почти неизбежно и делается в отношении большинства новых работников в порядке профилактики»
Вспомнив об этом, Аскер немного успокоился. Но все же решил, в свою очередь, изучать Орентлицера.
Аскер неторопливо шёл по главной улице города. Сейчас среда, вечер, семь часов без нескольких минут. Каждую среду в это время он должен совершать прогулку в район моста в центре города. Здесь в этот день и час назначена встреча со связным, если тому удастся благополучно добраться до города.
До моста было далеко. Прогуливаясь, разведчик размышлял. Вчера ему удалось кое-что разузнать о ходе следствия по поводу ликвидации штурмфюрера Морица Келлера. Дело взял под личный контроль группенфюрер Вейс, и это было тревожно. Все получилось слишком шумно. Он, видимо, сработал грубо.
Аскер поморщился: плохо!..
Назначенный на проверку людей, он оказался изолированным от других отделов управления. Не удалась и завести нужные знакомства среди сотрудников — те, раскусив, какой работой занят Курт Краузе, сторонились его. Он был окружён атмосферой холодной вежливости, за которой чувствовалась неприязнь, враждебность.
…Вот и мост. Как и было условленно с подполковником, Аскер подал сигнал — похлопал стеком по голенищу левого сапога, дважды снял фуражку
Разведчик купил какую-то мелочь и двинулся обратно.
По пути он завернул на почтамт; надо было справляться о корреспонденции, которая могла поступить на имя Курта Краузе.
Писем не оказалось.
— Жаль, — разочарованно протянул Аскер и улыбнулся хорошенькой девице, разбиравшей корреспонденцию.
— Сожалею, герр Краузе! — сказала работница, не без интереса посмотрев на представительного офицера.
Разведчик повернулся, чтобы идти.
— Герр Краузе, минуточку, — воскликнула девушка. — Вы ведь из управления абвера?
— Да, фрейлен. Но откуда вам известно?..
— О, я видела раз, как вы выходили оттуда… Понимаете, я хотела попросить вас… У меня скопилось много писем до востребования одному офицеру. На некоторых конвертах приводится и его чин. И я подумала, что, быть может, он тоже из абвера и знаком вам…
— Возможно, но я не понимаю…
— Боже мой, это же так ясно!.. Письма есть, а за ними не приходят. Они скопились за последние полтора месяца, и я собиралась уже отсылать их назад: у нас строгие правила. Но я сказала себе: Анни, а вдруг этот офицер в командировке? Ведь, вернувшись, он будет огорчён!..
— Как фамилия офицера?
— Сейчас. — Девушка порылась в ящике и сказала: — Фон Герхард.
Аскер вспомнил о подозрениях двух сотрудников абвера в отношении фон Герхарда, проверку, которую производил группенфюрер Вейс. Личность офицера была установлена с абсолютной точностью. И все же…
— Хорошо, — оказал Аскер. — Фон Герхарда я не знаю, но наведу справки. — Он улыбнулся. — Как, кстати, имя фрейлен?
— Меня зовут Анни Гельвиг.
Через час девушка была вызвана и, бледная от страха, сидела в служебном кабинете Аскера.
— Вы принесли все письма? — опросил офицер, рассматривая пачку конвертов.
— Да.
— Хорошо. Теперь подпишите это.
Он протянул посетительнице текст обязательства хранить молчание обо всем, касающемся писем гауптштурмфюрера фон Герхарда.
— Но я и так никому не скажу ни слова!
— Верю, но и у нас строгие правила.
Анни вспомнила недавний разговор в здании почтамта, уловила в тоне офицера шутку и рассмеялась.
— Все, — сказал Аскер. — Пропуск ваш уже отмечен. Вы свободны. Письма вернём завтра. Я принесу их сам… Кстати, что делает фрейлен сегодня вечером?
— Фрейлен свободна. — Анни Гельвиг кокетливо повела плечом.
— Я хочу повидаться с вами. Кино «Голиаф». Восемь часов. Идёт?
Девушка кивнула.