Неуловимый
Шрифт:
Когда Олег Валерьянович худо-бедно пришел в себя, его первой мыслью была та, что он стоит, и стоит как-то странно. Во-первых, было очень неудобно лицу, прижатому к колючей шероховатой поверхности, во-вторых, ягодицам — их обдувал неласковый влажный ветерок. Вдобавок он испытывал постоянную и очень неприятную щекотку во всем теле. Хотелось почесаться, но руки (правая жутко болела, и в ней до сих пор стреляли какие-то молнии) тоже были намертво припечатаны все к той же пахнущей плесенью шероховатости. Человеком Олег Валерьянович был сообразительным и быстро понял, что стоит, привязанный лицом к толстому дереву, что у него зачем-то спущены штаны, а щекотка вызвана блужданием по его телу муравьев и прочих лесных насекомых. Также он понял, что тот, кто его привязал, должен находиться где-то поблизости.
— Эй, кто там? Вы что, скоты, оборзели совсем?!
— Каплунов Олег Валерьянович? — спросил его сзади незнакомый голос.
— Да, я. Каплунов. Капитан милиции Каплунов. Меня, должно быть, с кем-то перепутали.
— Тебя перепутаешь, как же, — сказал второй голос. — Такую мразь редко можно встретить.
В ответ Каплунов разразился гневной тирадой, большая половина которой состояла из матерных выражений, другая, меньшая, объясняла, что случится с его обидчиками, если его немедленно не развяжут. Одного обидчика его угрозы только рассмешили — слышно было, как он хохотнул, — другого, напротив, скорее разозлили, потому что он взял Каплунова за волосы и два раза проволок лицом по коре дерева. На рубашку из расквашенного носа полилась струйка крови. Олег Валерьянович охнул и уже собирался было разразиться очередным потоком непечатной брани, но вдруг понял, что продуктивнее будет что есть мочи позвать на помощь. Он открыл рот, чтобы исполнить задуманное, но рука чужака тут же ловко сунула в него кляп, так что вместо крика Каплунов издал только сдавленное мычание. Ответом ему была речь, произнесенная торжественным голосом:
— Комитет национального спасения родины от отбросов общества обвиняет Олега Валерьяновича Каплунова во взяточничестве и коррупции, в кражах личного имущества, связях с уголовными элементами, а именно — в покрывании розничной торговли наркотиками, систематическом нарушении прав и свобод граждан на вверенной его попечению территории. Ваше последнее слово, подсудимый.
— М-м-м-м-м, — провыл Каплунов в тряпку.
— Спасибо. Суд приступает к вынесению приговора. За нарушение присяги сотрудника органов внутренних дел и преступную деятельность Каплунов Олег Валерьянович приговаривается к пятидесяти ударам резиновой палкой. Приговор окончательный и подлежит немедленному исполнению.
Зад Олега Валерьяновича обожгла острая боль. Били сильно, с оттяжкой. Каплунов извивался, насколько позволяли ему путы, мычал и вгрызался зубами в кляп.
После двенадцатого удара стало темнеть в глазах. На пятнадцатом удары прекратились.
— Да-а-а, — задумчиво протянул тот же голос, что оглашал приговор. — А ведь пятьдесят палок ему не потянуть. Готов поспорить, что уже после двадцатой мы своими глазами сможем увидеть, что на деле означает эта затертая до дыр фраза «задница треснет».
— Согласен, — ответил второй. — Непонятно только, что он потом делать будет. Он же ведь только этим местом думать привык. Может, дадим Олегу Валерьяновичу шанс смягчить наказание?
Каплунов опять замычал, задергал битым местом, выражая таким образом согласие. В спину ему ткнулся конец дубинки.
— Слышь, рожа? Мы сейчас тебе освободим пасть, и попробуй только крикнуть громко — сразу кирдык тебе настанет. Будем задавать тебе вопросы. Ответишь правильно — твое счастье. Нет — не обессудь. Ответы «не помню», «не знаю» не канают.
Кляп вынули. Каплунов облизал языком пересохшие губы.
— На твоем участке в предназначенном под снос доме жил человек, бомж по кличке Брахман. Теперь он исчез. Мы точно знаем, что его увел ты. Отнекиваться бесполезно. Мы хотим знать, где найти того, кому ты отдал Брахмана. Или ты скажешь, что не помнишь такого?
— Помню я его, помню, — заикаясь от пережитого, заговорил Каплунов. — Родственники у него объявились. Долго искали его. Я им просто помог. А как они его нашли, так увезли куда-то. Они сами приезжие.
— Родственники, говоришь. Приезжие, говоришь… А фамилией этих родственников ты часом не поинтересовался?
— Петрунькевичи, — быстро ответил Каплунов, слишком быстро, чтобы это могло быть правдой.
Стоявший за спиной Каплунова Боксер, который приводил в исполнение приговор, пришел в бешенство и со словами «Я сейчас тебе таких Петрунькевичей выпишу» снова заткнул Каплунову рот, после чего отвесил несколько таких ударов, что участкового пришлось долго щелкать по ушам, чтобы привести в чувство.
— Значит, правду говорить ты не хочешь, — сказал Полярник, снова освобождая пленнику рот. — Даем тебе еще один шанс, последний. Другого не будет. Кому ты отдал Брахмана?
— Отпустите, — выл Каплунов, — это не я. Это все он. Я не виноват.
— Он — это кто?
— Огурцов, это все он, сука. Он меня с пути сбил.
— Сомневаться в твоих словах у нас нет оснований. Мы верим, что Огурцов сука, но одного этого нам маловато. Имя, отчество у Огурцова, конечно же, имеются?
— Сергей Дмитриевич Огурцов. Он когда-то ментом был, старшим опером, а сейчас по гробам выступает.
— В смысле «выступает»? — удивился Полярник. — Не танцует же он на них. Говори яснее!
— Столярным цехом заведует при похоронном агентстве «Светлая память». Огурцов сказал, что кому-то там из его начальства работник на дачу нужен. Обещал, что бомжа будут кормить и одевать, а осенью или отпустят, или сторожем при даче оставят, если он хорошо себя проявит.
Боксер, играющий роль злого следователя, не сдержался и еще раз огрел участкового по ляжкам.
— Так ты еще и работорговец, ментяра!
— Хладнокровнее, коллега, — урезонил Боксера Полярник. — Если человек чистосердечно раскаивается, он имеет право на прощение. Ведь ты раскаиваешься, Олег Валерьянович?
— Раскаиваюсь! Я не это… не рабовладелец. У меня семья, зарплата маленькая. Я не виноват.
— Что можешь сказать об этом садоводе-любителе? Как зовут, где найти?
— Ничего не знаю. Все через Огурцова делалось. Нам две тысячи заплатили, по косарю на брата. Вот мы с Серегой бомжа и свинтили. Загрузили к Сереге в тачку, а уж куда он отвез бомжа, этого я не знаю.