Неуловимый
Шрифт:
Полярник понимал, что Боксер по-своему прав: ему следует знать больше. С другой стороны, крыльцо районной поликлиники — не лучшее место для разговоров по душам. Он огляделся. В нескольких метрах от них стоял грузовичок с надписью «Продукты».
— Кстати о «фиговине». Надо бы ее хорошенько пристроить. Пусть наши преследователи немного побегают. Пойду, засуну ее в будку того грузовика. Видишь?
— И подставишь еще одного невиновного человека.
— А что ты предлагаешь? Просто бросить ее в урну для мусора?
— Да. Но не здесь.
— Толстовец чертов!
— Если у тебя под ногами горит земля, это не значит, что должны страдать невинные люди. Пусть страдают те, кто заслужил.
— Черт с тобой. Возьмем эту дрянь с собой и через километр выкинем просто на дорогу.
Полярник сел в машину, на заднем сиденье которой отдыхал Вольдемар, бросив чип рядом с переключателем скоростей. Дождавшись, пока спутник сядет, резко тронулся с места. Ехали они недолго.
— Останови! — через триста метров вдруг потребовал Боксер.
«Хонда» замерла у бордюра.
— Что опять? — почти зарычал Полярник, сытый по горло его капризами.
— Это не моя война, — решительно заявил Боксер, — а ты не Генка Крокодил. Хрен знает, кто ты. Я ухожу.
Боксер повернулся, чтобы растолкать храпящего Вольдемара. Полярник видел: уговаривать его остаться бесполезно.
— Денег возьми на дорогу.
Полярник полез карман, но Боксер, отрицательно мотнув подбородком, вышел и, увлекая за собой ничего не понимающего Вольдемара, быстро зашагал прочь по тротуару. Полярник долго смотрел им вслед, а когда они уже почти скрылись за поворотом, выскочил и побежал следом. Догнал.
— Я знаю, как погиб твой друг Брахман.
Боксер с Полярником сидели на скамейке на остановке общественного транспорта. Вольдемара с ними не было. Он уже почти протрезвел, и его отправили по адресу, где должна была сдаваться квартира.
— Вот так вот просто взяли и застрелили? — печально качал головой Боксер.
— Да, вот так. Ты так говоришь, будто разочарован, что его просто убили, а не разделали на запчасти.
Грустная ирония в словах Полярника осталась незамеченной. Боксер все еще не понимал.
— Но почему?
— В качестве меры психологического воздействия. Меня похитили, поскольку думали, что у меня много денег. Но перед этим они с помощью твоего знакомого Каплунова забрали твоего друга, потому что знали: никто его искать не будет. Нарядили в дорогой костюм, накачали транквилизаторами, избили для наглядности. А потом при мне всадили пулю, чтобы показать, как они поступают с несговорчивыми пленниками. Я ведь не знал, кто он на самом деле. Похитители считали, что одно убийство, совершенное на моих глазах, подействует лучше тысячи угроз. Расчет оказался верным. Жуткая была картина. Будь у меня на самом деле деньги, отдал бы не задумываясь.
Поднявшись, Боксер заявил очень решительно:
— Я разберусь с Каплуном.
— Участковый — это всего лишь первое звено в цепочке, ведущей к моим похитителям. Вряд ли он знал, для чего им понадобился Брахман.
— Не колышет. Он тоже виноват.
— Все равно тебе одному с ним не справиться. Но тебе повезло. По странному течению обстоятельств наши интересы совпадают. Я тоже хочу добраться до убийц твоего друга.
Боксер подумал.
— Если честно, я боюсь.
— Ну, тогда я тебя не понимаю. Только что ты размахивал трусами, заявляя, что посчитаешься с негодяями. Теперь ты говоришь, что боишься.
— Боюсь оказаться в роли той собаки, которая с лаем бежит за машиной, а как догонит, не знает, что с ней делать. Это я сейчас такой уверенный, а как дойдет до дела, вряд ли сам смогу убить человека. Тут и думать нечего.
— Я же сказал: наши интересы совпадают. И мне тоже не хочется пачкать руки о всякую падаль. Но у меня есть идея. Мы столкнем их лбами с другим хищником и будем наблюдать, как это зверье грызет друг другу глотки.
— Но я до сих пор о тебе ничего не знаю. Кроме того, что тебя похищали ради денег, потому что ты был двойником одного богатого чувака. А потом, в банке, похитили еще раз. Но я даже не знаю твоего настоящего имени.
Полярнику вдруг стало весело.
— А вот в этом вопросе рискну с тобой не согласиться. Мое имя ты знаешь. Я тот осколок от мины, который поранил тебе щеку. Тот, в чьей комнате ты жил до сегодняшнего утра. Тот, чей отчим, служащий военкомата, помог тебе устроиться в миротворческий батальон.
Подскочив от удивления на месте, Боксер впился глазами в собеседника.
— Быть того не может. Так ты…
— Полярник. Теперь меня называют так. Полярник.
— Нет, я не верю. Голос похож, не отрицаю. Но лицо… Неужели люди могут так измениться?
— Могут, если им на помощь придет пластический хирург. Лицо у меня чужое, о чем я сейчас очень жалею. Однако вечер воспоминаний предлагаю перенести на потом. Надо сваливать. Те двое, которых мы оставили связанными, могут очухаться, развязаться в любую минуту и вызвать подкрепление. Быки они здоровые.
На полпути к автомобилю Боксер все-таки виновато заметил:
— А мина, между прочим, и вправду была. Одного нашего тяжело ранило. Двух местных в клочья, а на мне ни царапины. Осколок совсем рядом пролетел. Сколько времени прошло, а я до сих пор чувствую его тепло на лице.
Полярник ничего не сказал, потому что заметил, что их «хонда» проводит время не в одиночестве, а в компании припаркованной облезлой «лады» седьмой модели и трех молодых людей весьма характерной внешности, с которыми лучше не встречаться в темных подворотнях.
— Привет, молодежь. Проблемы?
— Ага, проблемы. Только не у нас, а у тебя, — ответил самый молодой и, похоже, самый наглый из троицы, прижимая к ноге арматурный обрезок, чтобы тот не бросался в глаза проезжающим мимо автомобилистам. — Твоя телега?