Неумолимая жизнь Барабанова
Шрифт:
И тут я нечто сообразил.
– Скажи мне, друг любезный, откуда взялся Швайфель с наследством в Вене? Но не ври, Вовка, потому что настало время говорить правду.
К чести Кнопфа надо сказать, что изворачивался он совсем недолго.
– Да, черт дери, – сказал он, – Швайфель, царство ему небесное, был пентюх. И славяне, понимаешь, так все подвели, так все устроили, что ему и в голову не пришло, что дурят его, как последнего лоха.
– Ага, Кнопф, значит, придумал всю комбинацию не ты.
– Ну, не я. Но видел бы ты, Барабанов, как я все это сыграл…
– А то я не видел. Опомнись, Ирод! А знаешь, Кнопф, ты сам
– Откуда ты знаешь? Спросил Кнопф, и даже в темноте было видно, как раздулись у него ноздри.
– Знаю, и шабаш. Лучше ответь, почему братья-славяне связались с тобой? Володька, из тебя злодей и интриган, как из Лисовского акробат. Неужели твои благодетели не нашли никого поподлее, похитрее, пошустрее?
– Ты страшный человек, Барабан, у тебя нет жалости. Ты мог бы даже убить у своего коллеги веру в себя. Но теперь уже поздно. Я старался и стал незаменимым. Куда бы они ни совались, везде был я, и для меня не было неподходящей работы. Трех идиотов я нашел себе в помощь. Они слушались меня, как бога, а за зарплату согласны были умереть. Поверь, Барабан, у человека много лишних извилин. Нужно не думать, Шурка, а сильно хотеть. Я хочу, как сто голодных дураков! Я носил брюки с заштопанной задницей, я жрал картошку без масла – и этого больше не будет! Это ты можешь терпеть кофе из ячменя и ненормального папашу, а я не могу, не могу! Это я придумал план. Ага, удивляешься! План с твоей дочкой и с Бусыгиной. Я придумал эту путаницу для всех и я заслужил свою долю.
Кнопф стоял, упершись кулаками в капот, как в трибуну, грудь выпятил гордо. У меня голова закружилась.
– Пускай, – сказал я, – пускай ты такой хитрый. Но ведь ничего же не получилось.
Володька обошел автомобиль придвинулся ко мне.
– Неизвестно! – проговорил он свистящим шепотом. – Думаешь, за Анюту хотели выкуп? Нет. У моих славян другое на уме. Но что? – Коллега Кнопф вскинул палец и, как мне показалось спохватился. Я испугался, что он замолчит, спросил, словно бы заскучав:
– Вот кстати, братья-славяне – они действительно.?
– Липа, – сказал Кнопф убежденно. – Видел я этих славян… Вот ты, Барабан гордый, ты бы с ними и разговаривать не стал. А они, между тем, Швайфеля вычислили, а уже потом мне команду: «Валяй, Кнопф, действуй!»
И тут воздух, что ходил у меня в груди, стал холодным до колючего озноба, дыхание осеклось, и я понял, что начинается самое интересное.
– Я замерз, – сказал я Кнопфу, – а спать не хочется. Может быть, к тебе?
По-моему, Кнопф обрадовался. Невозможно молчать все время. Он взял из машины какую-то коробку, ударил ногой в дверь, и нам отворили. На этот раз Лариса показалась мне еще милее. Она принарядилась, видно, ждала Кнопфа, и на меня смотрела хоть и по-доброму, но с тревожным ожиданием. Честное слово, я ни минуты всерьез не стыдился того, что происходило за последние дни между Володькой и мной, а тут мне в голову пришла мысль о том, что Кнопф – тоже человек. И что не только детей или меня, но и его, Кнопфа, могут прихлопнуть, как муху. Мне даже пришло в голову, что где-то в Петербургских закоулках скрывается бледный маленький сыночек Ларисы и Кнопфа. Но это была глупость. «Меньше Диккенса надо читать!» – сказал я себе построже.
Потом мы выпили по чашке удивительного чаю, который был и крепок, и вкус его перекатывался во рту упругим благоуханным клубком. И тут я спросил размякнувшего Кнопфа, с чего им вздумалось разыскивать изобретателя Швайфеля? И не изобрел ли он вечный двигатель? Кнопф в ответ презрительно скривился и назидательно сказал, что вечные двигатели хороши только для писателей, которые сами ничего путного выдумать не могут. Что найдись и в самом деле такой изобретатель, его бы мигом пристроили куда подальше, чтобы не портил честным людям жизнь.
– Нет, Шурка, тут штука покруче. Этот Швайфель, покуда еще в России сидел, такое изобрел, что год-другой, и будешь ты бензин Олега Заструги по цене коньяка покупать. И не пикнешь.
– Не буду, – сказал я, а Кнопф опять скорчил рожу и махнул рукой – дескать, что с тебя взять… – Но постой, видать, у твоих липовых славян разведка была – класс? Отчего же тогда бездарная путаница? Вот они увозят Машу Куус вместо Бусыгиной, а потом не могут нас найти у Ваттонена…
Кнопф взял плюшку с блюда, откусил, глотнул.
– Была там разведка, Александр, была. Все у них было. Но я тебе скажу по старой дружбе: был у этого Швайфеля один признак. Особенность у него была. Такая особенность, что и ты бы его нашел. Верь слову! Это изобретение записано на двоих. Угадай, Шурка, кто второй? Анюта Бусыгина – вот! И очень грамотно Заструга его из России убрал. Купил ему в счет будущего заведение в Праге, квартирку… Живи!
– И что? Все это Швайфель завещал тебе? Не смеши, Кнопф.
– Благодарность его была безмерна, – сказал Володька совершенно серьезно.
– Ну ладно. Но неужели ты со своими благодетелями городил этот огород, чтобы стрясти с Заструги выкуп?
– Нет! – с неожиданной страстью выдохнул Кнопф, и чай у меня в чашке покрылся рябью. – Нет, Шурка, не такие они дураки. Я же понимаю, как ни сиди, как ни прячься – найдут. Думаешь, я не говорил? «Так и так, господа, в прятки я давно не играл, квалификация утрачена, поищите-ка вы профессионалов». Ни в какую! И знаешь, что загадочно? Их совершенно не интересовало, куда я с Бусыгиной денусь. «Исчезни на полгода» – вот какое задание дали мне они.
– Чудеса! – сказал я.
– Чудеса, – согласился Кнопф. – Но скажу тебе больше: братья-славяне предупредили, что мне не поздоровится, если они узнают, где притаились мы с Анютой. Мосье Леже – главный брат – сказал, что лучше бы нам с Бусыгиной превратиться на полгода в морские камешки где-нибудь на берегу Ледовитого океана.
– Зато потом! Пивная в Праге, процент с изобретения… Кнопф! До меня только что дошло: ты получишь процент в нефтяных делах Заструги.
– Скажу тебе откровенно, Шурка, этого-то я и боюсь. Верь слову! Однако деваться некуда. А ты, если ты такой умный, скажи мне, почему я им больше не нужен?