Неутоленность
Шрифт:
Развинченная и разобранная на части задвижка лежала рядом на коробе, а слесаря, с опаской смотрели в чёрный провал её корпуса. Там, отливающий свинцовым блеском при свете фонаря стремительно несся стержень горячей струи.
– Ну, что? Как будем доставать «щёки»? – саркастически вопросил Лёха. И, ни от кого не дожидаясь ответа, сказал:
– По очереди. Сунул руку, схватил, вытащил. Не успел, – очередь следующего. И так, пока не вытащим, понятно?
Бывший «прапор» в критической ситуации вспомнил свои армейские навыки отдавать приказы, а
– Вот с тебя и начнём!
Лёха зыркнул на него, но ничего не сказав, нагнулся над задвижкой:
– Ети его мать всё это! Хорошо, я первый полезу! А вы, мужики, найдите какую-нибудь ёмкость и наберите в неё водички похолоднее. Ну-ка, дай мне асбестовую тряпку из сумки!
Последнее было обращено к Стасу, но он не стал сейчас становиться в позу от приказной безаппеляционности Лёхи. Молча порывшись во внутренностях его брезентовой торбы, вытащил кусок асбестового полотна, который Лёха использовал как изолирующую прокладку во время сварочных работ.
Замотав всю руку до локтя и оставив только кончики пальцев, Лёха проверил их на свободу движений, пошевелив ими. Потом, как-то утробно ухнув, обрушил свою руку в залитое семидесятиградусной водой чрево корпуса задвижки.
Секунд пятнадцать он оставался там, затем выдернув её, тут же погрузил по локоть в бумажный мешок из-под цемента, наполненный до краёв холодной водой. Пока Виктор со Стасом держали мешок, Лёха, морщась от боли, выдохнул:
– «Щёки» на самом дне валяются! Еле одну ухватил, но не удержал. Они ещё горячее, блин, чем вода!
Виктор, ни слова не говоря, передав мешок Витьке-маленькому, снял с руки Лёхи асбест. Примотав его к руке, сказал:
– Тащите мешок поближе к задвижке.
Он сунул руку в придвинутый мешок и с минуту держал её там. Потом, примерившись, выдернул её из мешка и точно также, как и Алексей, с размаху погрузил в задвижку. «У, бля!», – скрипнув зубами, резюмировал он своё пребывание в кипятке. Через несколько секунд выдернул руку с зажатой в неё «щекой». Выронив железку, Виктор стремительно засунул руку в холодную воду и протяжно отдуваясь, содрал асбестовую тряпку.
Протянув её Стасу, он сказал:
– Делай также, и всё будет в норме. Вторую затащило чуть-чуть в трубу по ходу, но ухватить её можно сразу же. Не зевай!
Когда рука Стаса оказалась внутри задвижки, ему показалось, что по его руке разом прошлась огненная волна. Сразу же запульсировавшие пальцы потеряли чувствительность. Только какими-то остатками осязания Стас, наткнувшись на тяжёлую латунную «щёку» смог ухватить её. Собрав последние остатки воли, он вырвал руку из адского котла. Вырвавшись из пальцев, «щёка» исчезла во тьме плещущейся внизу воды. Через мгновение Стас, сорвав тряпку с погруженной в холодную воду руки, стал нянчить её, словно младенца.
Пока удалая тройка, словно сказочный Иван, окунали в купели свои руки, Витя-маленький споро приладил на шток новые «щёки». Собрав задвижку, он перекрыл воду.
Тишина резко ударила по ушам. Было только слышно где-то в тёмной глубине подвала журчанье стекающей воды. Мужики. ошалело поводили головами. Стащив с себя всю одежду, они принялись отжимать насквозь мокрое одеяние.
– Лёшь, у тебя курево есть? – спросил с раздражением Виктор, отшвыривая от себя пачку сигарет. – От моих каша осталась.
– А не надо было держать их в кармане! – съехидничал он. – Учи вас всё! У меня в сумке посмотри, там, в полиэтилене…
Закурив по очереди, все расселись на коробе, поджидая, пока высохнет одежда, разложенная на трубах с горячей водой. Нечего было и думать, чтобы в такой мокрети высунуться на улицу. Все равно, пока Юрка, ушедший за сваркой, не объявился, делать было нечего.
Витя-маленький, вздохнув, спросил:
– Мужики, я пойду, как одежда подсохнет? Мне сегодня по повестке в отделение надо ещё!
– Какая там повестка! – обозлился Лёха. – У «Черепа» отпрашивайся, а мы тебе не начальство! Сиди, пока не придёт!
Но Виктор и Стас в один голос отбрили Лёхин наскок:
– Конечно, иди! Чё здесь тебе уже делать! Одна сварка осталась! Лёха с Юркой сами управятся, мы тоже с тобой двинем, как подсохнем. Ты что, по этому делу пойдёшь?
– Да по какому же? И навёл же вас хрен собачий на этот мешок! Теперь они меня задолбают!
– Тебя-то чего?
– Да то и чего, что последыши имею.
– Какие-такие последыши?
– Такие! Статью по этому делу.
– А, так это на тебя мне мент намекал. И чего там у тебя было?
– Если бы было! А то по-пьяни одну давалку опробовали. Так ей что-то не понравилось, она маляву и накатала в ментовку на всех пятерых.
– И что?
Витя горестно вздохнул:
– А то, что припаяли мне пятерик с довеском.
– Что за довесок?
– А довесок от этой блядины. Наградила она меня ядрёнейшим сифилисом. Два месяца я на зоне кололся как последний доходяга-наркоман.
Лёхино ржанье тут же выявило всю комичность эпизода из жизни Витьки-маленького:
– Ни хрена себе! Как же это ты так оплошал?
– Да вот так! – Витя горестно вздохнул. – Всю жизнь мне эта тухлятина проститутская поломала. За всех мужиков все на меня повесила, а на остальных заявления забрала. Так что я на полную катушку и прогулялся в зону! Э-хе-хе… Ну, ничего, ей тоже сейчас кое-что наскипидарили!
И мужики, задумчиво пыхнув сигаретами, погрузились в молчание.
Дождавшись Юрку, они всё же вместе смонтировали оборудование. Приварив трубу и, открыв задвижку, они с тайным удовлетворением слушали, как засвистели жиклёры в редукторе, как с бешеным напором помчалась вода, заполняя пустые стояки. Мокрый, усталый до дрожи в коленках, с саднившей рукой, Стас шёл домой без единой мысли в голове. Только злобно урчавший желудок напоминал ему, что он ещё живой, а не высосанный тьмой и жарким душным маревом подвала бесплотный призрак.