Неведомые тени
Шрифт:
За столько лет я так и не придумал, что же делать, когда Алексей исчезнет. Если он все-таки исчезнет. Но все идет, как и шло, ничего я не изменил, многому даже помог. Виктора не спас… Так может стоит послать к лешему этот желоб? Разомкнуть круг.
Ольге с момента, как она в первый раз полетела с Алексеем на корабле к астероидам, я постоянно долбил, что ей нельзя выходить в космос. Нельзя, нельзя! Она уже, кажется, начала принимать меня за психопата, впадающего в старческую деменцию, раз за разом обещая никуда не выходить.
И все же вышла. О том, что Алексей пропал вместе с кораблем, сообщил Эванс. Новость застала меня вечером
* * *
Прошло несколько дней. Сколько именно, я не заметил, проводя почти все время в общении с обсерваториями, Райли, истерящей Ольгой. Голова пухла от этих разговоров. И беспомощности.
Так что, когда очередной ночью я проснулся с тяжелой головной болью, ничуть этому не удивился. Прошлепал босыми ногами на кухню, нашел таблетку в аптечке, налил воды в стакан.
И бесконечно смотрел, как падая на пол, стакан разлетается веером блестящих осколков. Как и я сам. Каждая клеточка моего тела обрела собственную жизнь. Я заполнял собой комнату. Здание. Атмосферу. Космос. Улетал в бесконечность. Наверное, я мог собрать себя назад. Вдох — и вселенная отпустит меня. Но я этого не хотел. Меня захватило потрясающее ощущение распада, единения со вселенной, ее доступность, совершенство.
А еще я ощутил Алексея. Тянулся к нему. Тянул его. Мы смешивались. Он становился мной, я — им. Вселенная лепила из нас, как из пластилина. Или это делали мы сами. Я чувствовал, как где-то в центре всего зарождается… Выбор? Я мог стать Алексеем, он мог стать Артемом. Мы могли решить, кем останемся, когда сделаем свой вдох. Я мог уступить свою жизнь ему. Он вернется к Лео, к друзьям, семье. Ведь я сделал, что должен — запустил междзвездные перелеты, вернул экспедицию на Землю, поддержал исследования. Мой путь закончен, а Алексей молод и энергичен, у него еще все впереди.
Но может, это только иллюзия? Сможет ли Алексей идти вперед без багажа, который набрал я? А я-то сам смогу все отпустить? Остаться лишь звездной пылью, потерять человеческую оболочку и земную жизнь?
Я сомневался, Алексей — нет. Он рвался жить. Он или я? Я запутался. Так много общего. Единый корень, одно дерево, две ветки, не способные существовать по отдельности.
Что есть сознание? Где оно живет? В сердце? В мозгах? В нервных окончаниях? Что именно делает нас теми, кем мы являемся? Ведь генетически я и Алексей — суть одно. И неважно, кто вернется из распада. Но почему и он, и я сейчас ощущаем боль при мысли, что вернется другой?
Шепот и шорохи вселенной, тепло звезд, холод пространства, все трепетало, требовало от нас сделать выбор. Нельзя оставаться в состоянии распада надолго. Вселенная будет нам рада, но еще не время, еще кому-то из нас нужно остаться человеком.
Так что, пора делать вдох. Но кто же вдохнет — он или я?
Часть 3
Будущее. Глава 1
В Питере шел дождь. Жалея, что так и не сменил летний плащ на куртку с капюшоном, я пытался спрятаться от холодных капель хотя бы за воротником. Сумерки захватывали город, он вяло сопротивлялся, зажигая фонари и окна домов. Так много
Недалеко от знакомого подъезда я остановился, собираясь с духом. Невольно скользнул взглядом по клену, росшему возле дома, сколько я себя помнил. Интересно, кто сейчас старше — он или я? Клен уже проникся осенью. Свет фонаря выхватывал листья, окрашенные в разные цвета: по-летнему зеленые, осенние красно-желтые и еще не увядшие, но уже тронутые золотым ободком. Когда-то под этим кленом я встретился с приехавшим в Питер Райли. В смятении даже стакан из рук выронил. Кофе тогда расплескался по асфальту, украсив его тонкой молочной пенкой. Сейчас, глядя на тротуар, я как вживую видел то пятно. Невольно улыбнулся воспоминаниям.
После выхода из последнего распада жизнь стала восприниматься ярче. Словно я сбросил полог, скрывавший до этого часть восприятия. Я стал… цельнее, что ли. Все: этот дождь, листья, дорожка к дому, вызывало в моей душе живой отклик. Свежесть и острота ощущений удивляла. Наверное, потому что очень долго этого у меня не было, и теперь заново приходилось учиться жить, ощущая жизнь каждым нервом.
Дверь дома открылась. Я успел сделать к ней пару шагов и замер на месте. Из подъезда, прямо мне навстречу, выскочила Лео… Точно, Райли же говорил, что она поехала к моим родителям. Деваться было некуда, и я просто ждал, когда Лео поднимет голову и, наконец, заметит меня. Заметила, узнала, махнула рукой.
— Артем Витальевич, добрый вечер, — замедлив шаг, она вежливо улыбнулась. Было видно, что расстроена, глаза на мокром месте, хоть и сдерживается.
— Как дела, Леона?
Глупый вопрос сам собой сорвался с губ, и я замер, надеясь, что этот идиотизм останется незамеченным.
Лео остановилась, готовясь что-то ответить, но, на полуслове застыла, удивленно присматриваясь.
«Ты же видела меня раньше, что изменилось?» — мелькнуло в голове.
Взгляд Лео метался по моему лицу и вдруг, наткнувшись на что-то, замер в районе бровей. Ее рука дернулась, потянулась ко мне, но, быстро спохватившись, Лео остановила движение. Закусила губу. Отступила на шаг, оглядывая уже не только лицо, но и всего меня целиком.
— Вы так похожи на Алексея… И шрам… — она показала на себе, коснувшись лица.
«Невыносимо!»
— Недавно Алексей рассек бровь в этом же самом месте. Она так и не успела зажить, когда он… — губы Лео задрожали, и она резко отвернулась, скрывая слезы.
Я собирался сказать правду только родителям, не мог допустить, чтобы они переживали. Остальных же готов был отпустить. Но оказывается — обманывать очень сложно. А близких и любимых — мучительно невозможно. Раньше Коломойцев Артем Витальевич оставался в «серой зоне», его не замечали, потому что Гуров Алексей Юрьевич был у всех на виду. Минус Гуров — и никакая серая зона уже не способна меня спрятать.