Неведомый город
Шрифт:
— Гобартоне? — подпрыгнул доктор: — я тогда не удивляюсь тому, что случилось.
— Разве вы не доверяете Гобартону?
— Не имею оснований не доверять, но думаю, что без него несчастия бы не случилось.
— Могло случиться и без него. М-р Березин, не зная, конечно, того, прошел через линию сильнейшего напряжения радиоэлектрических лучей и получил заряд.
— Почему же эти опасные места не закрыты?
— Зону их действия нельзя закрыть. Это линия нашего беспроволочного трамвая.
Руберг понял все. Для него было ясно, что Гобартон подтолкнул Николая Андреевича пройти по линии напряжения тока какой-то невидимой силы.
— Я вас пригласил, доктор, — сказал ученый, — чтобы под вашим наблюдением перенести больного ко мне в дом. Смотрите, ему уже лучше.
Студент и Руберг обернулись к своему товарищу. Судороги его как будто прекратились, и на лице появился румянец, хотя глаза оставались закрытыми.
— Перенесемте его в автомобиль и доставим домой, — сказал м-р Блом. — Теперь опасаться уже нечего.
Через десять минут бесчувственный Николай Андреевич лежал в удобной постели, а около него безотлучно копошился Руберг.
VI. Среди тайн Бломгоуза
Болезнь приковала инженера к постели дней на десять. Руберг и Горнов в первое время не отходили от него ни на шаг, бессменно дежуря днем и ночью. Обитательницы дворца старого ученого, узнав о несчастий с Николаем Андреевичем, сделали все возможное, чтобы обставить его выздоровление самыми нежными женскими заботами.
Экспансивная француженка, едва узнав о случившемся, первая влетела в комнату, несмотря на противодействие Руберга. Взглянув на больного и осведомившись у Горнова о состоянии его здоровья, она упорхнула к подруге, чтобы несколько успокоить ее разгоряченное воображение, уже рисовавшее самые ужасные картины. Как только Березину сделалось лучше настолько, что он в состоянии был открыть глаза, обе девушки явились к больному и своим участием старались облегчить его положение.
Мистер Блом в этот день и в последующие посылал справляться о здоровье своего гостя, а вечерами и сам заглядывал в комнату больного. Друзья последнего, находясь почти безотлучно у Березина, узнали от него и причину происшедшего несчастья.
Догадки доктора о том, что тут не обошлось без участия Гобартона, подтвердились. Березин вместе с ним прибыл на платформу из центральной станции. Вагон трамвая ушел дальше. Вместо того, чтобы идти кругом через платформу, Гобартон предложил пройти через рельсы трамвая. Инженер, ничего не подозревая, двинулся вперед вместе с Гобартоном, но, очевидно, последний в нужную минуту успел отступить, а в тело Березина попал целый радиоэлектрический заряд. Николай Андреевич помнил только, что его при вступлении на путь пронизали словно тысячи игл. Ощущение было похоже на сильный разряд электричества через человеческое тело. Он упал, и что было дальше, сказать не мог, так как ничего не помнил.
Впоследствии м-р Блом сознавался, что он лично был удивлен, что инженер сравнительно благополучно отделался. Старый ученый объяснял это лишь тем, что сила лучей была столь огромного напряжения и быстроты, что проходила тело человека без тех страшных потрясений организма, какие могла бы наделать, будучи не столь велика. Только от радиолучей на теле инженера остались как бы ожоги, прошедшие лишь через две недели.
В период полного выздоровления больного его комната сделалась как бы гостиной для всех обитателей дома. Мelle Софи и мисс Кэт проводили в ней целые часы, беседуя с Николаем Андреевичем о последних событиях всего мира, о литературе, — а с английской и французской литературой обе девушки выказывали недюжинное знакомство. М-р Березин, в свою очередь, рассказывал им о России, повествовал о русском житье-бытье, о русских нравах и обычаях, обо всем нашем укладе жизни, столь непохожем на жизнь европейцев Запада.
От Горнова девушки уже знали кое-что о приключении в пещере. Им хотелось выслушать этот рассказ из уст инженера, и они с затаенным дыханием, блестящими от страха за участь путешественников глазами, в десятый раз «слушали» рассказ Николая Андреевича о пребывании в «преддвериях ада», о страшной силе ветра и о раскаленных добела каменноугольных пластах.
— Это гораздо ужаснее, чем полет на воздушном корабле, — сказала как-то мисс Кэт, выслушав повествование еще раз.
— А вам, мисс, разве приходилось совершать полеты на воздушных кораблях? — спросил инженер, смотря на белокурую красавицу глубоким взором черных глаз.
— Не раз приходилось, мистер Березин, — ответила она, — мы ежегодно два раза бываем в Лондоне, где живем по неделе и по две.
— И гуляем по паркам, посещаем театры, бываем в магазинах, — заговорила француженка. — Это самые лучшие моменты нашей жизни!
— Вы, мисс, вероятно, хотите сказать, что на воздушном снаряде вы достигаете до того пункта, откуда можно попасть кратчайшим путем в Лондон? — переспросил инженер глубоко изумленным тоном.
— Да нет же, м-р Березин, — капризным голосом заговорила Кэт, сердясь на инженера за его непонятливость. — Мы вместе с Софи летали отсюда на корабле прямо в Лондон… Дедушка имеет несколько таких кораблей.
— Инженеры их почему-то называют вовсе не кораблями, а а-эро-планами, — протянула шутливо Софи.
— И вы нигде не останавливались? — спросил спокойно инженер, при имени мистера Блома вспомнивший, что он имеет дело не с обыкновенными людьми, а с гениальным учеником самого Фарадэя, уже приучившего его ничему не удивляться.
— Иногда останавливались, а иногда нет, прямо летели в Англию, без всяких остановок.
— Но как же вы были с провизией? И, вероятно, сильно уставали?
— Да откуда вы свалились, м-р Березин, что задаете нам такие вопросы? — засмеялась Софи. — Неужели вы не видели здешних воздушных кораблей? Там вовсе нет надобности запасать провизию в узелочках, когда к услугам пассажиров есть целая столовая…
Как ни был подготовлен Березин ко всему, но при слове столовая он невольно сделал жест удивления.