Nevermore, или Мета-драматургия
Шрифт:
Она говорила мягко, с извиняющейся улыбкой, но меня задело.
— Ты что, и впрямь так считаешь? Человек умирает весь, и душой и телом?..
Она кивнула.
— Разумеется. Мы стоим у могилы — скажи, только честно: у тебя опять кружится голова?
— С какой стати? Прошло несколько лет, а такое случается лишь в первые сорок дней, пока душа еще не отлетела с земли.
— Прошу тебя: не смеши меня.
— Хорошо — а как же тогда твой сатанизм?
— Сатанисты — настоящие, не декоративные — не верят во весь этот бред. Ты разве не читала тему про сатанизм на форуме? Бэт хорошо высказался: 'Это люди разума, а не слепой веры, интеллектуалы, а не фанатики'.
Честно
Впрочем, Эстер упомянула Бэта (первая!), значит, одна общая тема у нас присутствовала. Больше того: самая насущная для меня на данный момент. И мы принялись обсуждать его, и занимались этим до конца прогулки. Судя по оживлению в глазах, обычно грустных и тусклых, Эстер развивала тему не только из вежливости. Мне приходилось следить за своей интонацией, создавая впечатление, что Бэт занимает меня исключительно как яркий и многогранный экземпляр суицидника, и не более того — и она, сдается мне, совершала те же усилия.
Забыв об отсутствии у собеседницы 'координаты вечности', я увлеченно ляпнула:
— В прошлой жизни он был женщиной, стопудово. И, видимо, умер в молодости, не избыв свои женские потребности. Скорее всего был поэтессой: оттуда у него такой изысканный и отточенный язык. Готова поклясться: он родом из Серебряного века.
Эстер усмехнулась тонкими губами и посмотрела на меня со снисходительным сочувствием, как на маленькую девочку, пытающуюся произвести впечатление взрослой и умной.
— Мне бы тоже хотелось верить во все эти сказки, но увы! Рассудок не вырежешь, как гланды или аппендицит. Если он присутствует. Что до Бэта, то в нем действительно сильно проявлена женская часть натуры — Анима, если по Юнгу. Но и мужская составляющая, Анимус, не слабее. Он умен, динамичен, властен, отважен — это все от мужчины. Он андрогин. Это большая редкость, когда оба начала выражены в человеке одинаково сильно и при этом не борются друг с другом.
Из этой прогулки я вынесла, что ум, оказывается, не всегда является признаком яркости натуры. Ни интеллект, ни начитанность, ни экзотическое мировоззрение отчего-то не делали Эстер интересной и выделяющейся из толпы. Не помогал и 'прикид' — черные юбки и кофточки, зловещие побрякушки на шее, крыска на плече (в прогулке по кладбищу, впрочем, Модик участия не принимал). Казалось, если я не увижусь с ней месяц, ее облик — черные крашеные волосы, по-собачьи грустные глаза, постоянные упоминания о социофобии и нелюбви к людям — напрочь сотрется из моей памяти.
Поскольку Эстер не была яркой, а празднество мне хотелось сделать необычным и запоминающимся (не столько для себя, сколько для Бэта), я решила ее не приглашать. Даже невзирая на возможную обиду. Вот Айви я бы пригласила с радостью. Но вряд ли ради моей 'днюхи' она совершила бы вояж из Москвы в Питер.
У меня есть одна дурная особенность — не из самых дурных, впрочем, но мешающая жить и мне, и окружающим: мне хочется, чтобы все яркие и интересные люди из моих разношерстных тусовок перезнакомились между собой, для чего я периодически пытаюсь свести их вместе, несмотря на разницу в характерах, темпераментах и мировоззрениях.
Поэтому помимо Бэта и сумрачного любителя Макиавелли (которые, как нетрудно догадаться, вполне сочетались друг с другом) я пригласила двух самых крутых подружек и старого друга Ганешу — непробиваемого 'жизнелюба' и гениального музыканта, владеющего всеми музыкальными инструментами, которые только существуют на свете, густобородого шумного 'шоумена', постоянно играющего на публику.
Утром в день торжества выяснилось, что обе приглашенные подруги одновременно заболели (правда, разными болезнями: у Глашки обострилась хроническая желудочная хворь, а Жанна простудилась). Я принялась, пересиливая неприязнь к телефону, звонить Эстер (пусть не яркая, но все-таки дама, да и Модик может внести определенное оживление, ему не впервой), но ее мобильник и городской не реагировали. Таким образом, я оказалась на своем празднике единственной особью женского пола. Не считая Таисии, которая собиралась провести с нами часок — разумеется, я не могла ей отказать в праве поднять бокал с шампанским за единственную доченьку-внученьку, и, разумеется, она имела право воочию узреть это чудо — Бэта, о котором я взахлеб твердила все последние дни (к счастью, с ней мне не нужно было следить за интонациями, как с Эстер). Но боже, если б я знала о количестве нервов, которые мне будет стоить ее присутствие…
Итак, два суицидника — из которых один с манией величия и лидерскими амбициями, а другой не снимает мрачно демонической маски, и громогласный мужичок с пузом, мандолиной (почему-то он прихватил ее, а не гитару) и красным знаменем (которое вручил мне в качестве подарка) — тот еще коктейль. И все это в стенах коммунальной комнатушки…
По просьбе Бэта я встретила его и Даксана у метро. Хотя они меня уже посещали, но визит был ночным, а мой дом не так легко отыскать за деревьями парка. Он опоздал всего на десять минут (!), и, пока мы шли, я тихонько млела, держа его под руку и прижимаясь щекой к предплечью в кожаном рукаве.
Было солнечно и тепло. Солнце — ласковая собака, веселый мопс — лизало мое лицо по-летнему жарким языком, с кончика которого капала на юную майскую травку золотая слюна.
Едва увидев объект моих ночных и дневных грез, Таисия выскочила в коридор, утянув меня за собой.
— Ты с ума сошла! Как ты могла в такое влюбиться?! Он же гей! У него накрашены глаза и губы!..
— Он не гей, а гот! Я тебе говорила.
— Он гей, гей! У него женские манеры, капризный голос — типичнейший голубой. И как тебя угораздило?!..
— Гот! Если тебя так уж волнует его ориентация, то он 'би', как большинство современной продвинутой молодежи. Но влюбляться предпочитает в женщин.
Не знаю, сколько бы мы препирались ('Гей!' — 'Гот!'), если б оживленно-ошарашенный — по той же причине, что и Таис — Ганеша не выглянул в коридор и не упрекнул, что негоже имениннице, и единственной юной даме к тому же, бросать гостей.
Вернувшись в комнату, Таисия поставила в вазу букетик гвоздик, что принес Бэт. Зачем-то пересчитав их, со свойственным ей оптимистичным пафосом выдала:
— Шесть! Четное число. Это к чьей-то близкой смерти.
Бэт и Даксан многозначительно улыбнулись. Что за вопрос в обществе настоящих 'су'?..
Не удовлетворившись их ухмылками, она продолжила:
— Нужно быть большим оригиналом, чтобы подарить девушке на восемнадцатилетие четное число красных гвоздик.
— Мы все тут, за немногими исключениями, большие оригиналы, — отпарировал Бэт. — А смерть, знаете ли, в нашем кругу — весьма желанная и привычная гостья.